Исступление. Скорость

Поскольку ни одна из скоростных автомагистралей округ не пересекала, такая стоянка, расположенная около Двадцать девятого шоссе, была довольно скромной по масштабам сети «Маленькая Америка», стоянки которой размерами не уступали небольшим городкам. Однако и здесь ряды заправочных колонок сияли ярким светом, гости могли воспользоваться магазином, бесплатной душевой, доступом в Интернет и рестораном, который работал двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. Там могли поджарить что угодно и подавали кофе, от которого волосы вставали дыбом.

Билли не нуждался ни в кофе, ни в холестерине. Он искал лишь островок рационального, чтобы уравновесить им ту иррациональность, с которой ему пришлось столкнуться, публичное место, где он мог не опасаться внезапного нападения.

«Эксплорер» он припарковал около ресторана, под фонарным столбом, и лампа была такой мощности, что света, поступающего в кабину через тонированное лобовое стекло, хватало для чтения.

Из бардачка Билли достал пакетики из фольги с влажными салфетками. Протер ими руки.

Влажные салфетки предназначались для того, чтобы стирать жир после бигмака и картофеля фри, съеденных в кабине, но не для стерилизации рук, прикасавшихся к трупам. Но положение Билли (да и настрой) заставляло забыть о брезгливости.

Левая кисть, проткнутая гвоздем, слегка затекла. Ранка словно горела огнем. Он медленно сжал и разжал пальцы.

Благодаря викодину боли он не чувствовал. Но радоваться этому, возможно, не следовало. Рука могла неожиданно подвести, ослабить хватку, причем в самый неподходящий момент.

Теплой пепси он запил еще две таблетки анацина, который обладал и противовоспалительными свойствами. Мортин подошел бы больше, но у него был только анацин.

Дозированный прием кофеина как-то компенсировал недостаток сна, но его избыток мог подействовать возбуждающе на нервную систему и подтолкнуть его к поспешным действиям. Тем не менее он принял одну таблетку «Не спи».

Прошел уже не один час после того, как он съел батончики «Херши» и «Плантерс». Поэтому отправил в рот сначала первый. Потом второй.

Пока ел, думал о Стиве Зиллисе, своем главном подозреваемом. Своем единственном подозреваемом.

Улик против Зиллиса было выше крыши. Однако все они были косвенными.

Это не означало, что перспективы у этого дела не было. Половину, а то и более обвинительных приговоров в уголовных судах выносили именно на основе комплекса косвенных улик, и невиновных осуждали менее чем в одном проценте случаев.

Убийцам совсем не обязательно оставлять на месте преступления прямые улики. Особенно в наш век сравнения ДНК. Любой преступник, у которого в доме есть телевизор, может детально ознакомиться с деятельностью экспертов и узнать, какие наиболее простые меры предосторожности он должен предпринять, чтобы не подставиться.

Все, от антибиотиков до зудеко[45], имело оборотную сторону, однако Билли слишком хорошо знал опасность косвенных улик.

Он напомнил себе, что проблема заключалась не в уликах, а в Джоне Палмере, теперь шерифе, а тогда молодом честолюбивом лейтенанте, рвущемся в капитаны.

В ночь, когда Билли сделал себя сиротой, правда была ужасной, но очевидной и легко определяемой.

Глава 57

Из эротического сна четырнадцатилетнего Билли Уайлса вырвали громкие голоса, сердитые крики.

Поначалу он ничего не понимает. Ему кажется, что из отличного сна он перескочил в другой, далеко не столь приятный.

Он кладет одну подушку себе на голову, а лицом утыкается в другую, стараясь вернуться в первый сон.

Реальность мешает. Реальность настаивает на своем.

Голоса принадлежат отцу и матери и доносятся снизу, такие громкие, что потолок первого этажа и пол второго практически не могут их приглушить.

В наших мифах полным-полно чародеев и чародеек: морские сирены, своим пением направляющие моряков на скалы, Цирцея, превращающая мужчин в свиней, дудочки, сзывающие детей на смерть. Все они – отголоски тайного стремления к самоуничтожению, которое сидит в нас с момента первого укуса первого яблока.

Билли – своя собственная дудочка – позволяет себе подняться с кровати, влекомый голосами родителей.

Ссоры в доме случаются не каждый день, но не так уж и редки. Обычно они спокойнее, заканчиваются быстро, а до таких криков не доходило никогда.

Горечь остается, но проявляется в долгих периодах молчания, которые, однако, с течением времени сходят на нет.

Билли не думает, что родители несчастливы в семейной жизни. Они любят друг друга. Он знает, что любят.

Босиком, по пояс голый, в одних лишь пижамных штанах, просыпаясь на ходу, он выходит в коридор, спускается по лестнице.

Билли не сомневается, что родители его любят. Каждый по-своему. Отец выражает строгое расположение. Мать мечется между едва ли не полным забвением и приступами телячьей нежности, совершенно искренней, пусть иногда родительница где-то и переигрывает.

Природа трений между отцом и матерью всегда оставалась для Билли загадкой и вроде бы не имела причины. До этого момента.