Исступление. Скорость

– Сейчас я закончу одеваться и уйду. Вернусь после полуночи – постараюсь освободиться побыстрее. – Он покачал головой, словно вид Кот огорчил его. – Живая и невредимая… Что это за жизнь, Котай? Стоит ли она того, чтобы стремиться сохранить ее во что бы то ни стало? Прикоснись к своему рептильному сознанию, разбуди в себе ящера, змею, крокодила, зачерпни холодной воды из бездонного черного колодца… Мы именно такие – и никакие другие.

Он ушел, оставив ее сидеть в цепях на грани ранних сумерек, когда земля только начинает неохотно расставаться с дневным светом.

Глава 8

Мистер Вехс вышел на веранду, запер парадную дверь и свистнул собакам.

День шел на убыль, воздух стал заметно холоднее, и Вехс застегнул молнию на куртке.

Доберманы вынырнули из сумерек и побежали к нему сразу с четырех сторон. Когда они, сгрудившись вокруг него, принялись толкаться, стараясь пробраться поближе к хозяину, их лапы глухо застучали, выбивая по доскам быстрое фанданго преданности и восторга.

Вехс опустился среди них на колени, щедро оделяя доберманов знаками внимания.

Как ни странно, но псы – в точности как люди – не были способны почувствовать неискренность любви Вехса. Для него они были не домашними любимцами, а простыми инструментами, и внимание, которое Вехс им оказывал, было сродни высококачественному маслу, которым он время от времени смазывал свою электрическую дрель, ручной шлифовальный аппарат и электропилу. В фильмах собаки первыми чувствовали оборотня в человеке, боящемся луны; они начинали на него рычать и первыми бежали от того, в чьем теле укрывалось второе, страшное естество волка. Но кино – это не настоящая жизнь.

Несомненно, доберманы в чем-то обманывали его, так же как и Вехс – их. На самом деле их любовь была не чем иным, как уважением или подавленным страхом.

Вехс выпрямился, и псы замерли, выжидательно глядя на него снизу вверх. Он вызвал их из вольера с помощью зуммера; следовательно, сейчас для них действует команда: «Обнаружить и задержать».

– Ницше! – сказал Вехс.

Доберманы – дружно, как один – дернулись и замерли, напряженные. Их уши, задвигавшиеся было при звуке его голоса, прижались к голове. Черные глаза слегка заблестели в сумерках.

Неожиданно они сорвались с места и, сбежав по ступенькам крыльца, рассыпались во все стороны, готовые атаковать и загрызть всякого, кто осмелится ступить на охраняемую территорию.

Мистер Вехс надел широкополую шляпу и пошел к сараю, где стояла вторая машина.

Фургон свой Вехс оставил перед крыльцом. Когда он вернется, то подаст его назад по дороге, ближе к лугу, изрытому ничем не отмеченными могилами, чтобы было не так далеко тащить тела.

Шагая по дороге, он дышал медленно и глубоко, пытаясь очистить разум прежде, чем вступить в мир обычных людей.

Загадочная двойственность его второй жизни, в которой Вехс старался как можно больше походить на одного из тех, кто, подавленный и обманутый, правит землей с помощью лжи, кто лицемерит и проводит жизнь в постоянной тревоге и ханжеском самоограничении. Иногда он даже воображал себя лисом, попавшим в курятник, где полным-полно умственно отсталых цыплят, не способных отличить коварного хищника от одного из своих собратьев; для лиса, обладающего отменным чувством юмора, это была презабавная игра.

Каждый день на протяжении длительного времени Вехс оценивал других людей взглядом, тайно ощупывал, пользуясь дружескими прикосновениями, принюхивался к соблазнительным запахам их плоти и выбирал, выбирал, выбирал, как хозяйка выбирает в магазине индейку к рождественскому столу. Тех, с кем Вехсу приходилось сталкиваться в своей публичной, показной жизни, он убивал нечасто – только если цыпленок обещал быть достаточно жирным, а он был уверен, что сможет скрыться, не оставив следов.

Если бы явление Котай Шеперд не нарушило его обычной процедуры, он уделил бы гораздо больше времени возвращению к роли заурядного парня, которую Вехс исполнял на глазах других. Возможно, он посмотрел бы по телевизору какое-нибудь игровое шоу, прочел бы главу-другую из романтических новелл Роберта Джеймса Уоллера или просмотрел последний выпуск «Пипл», напоминая себе о вещах, которые обычные люди используют для того, чтобы заглушить в себе голос собственного звериного начала и память о неизбежности смерти. В конце концов, он мог бы постоять несколько минут перед зеркалом, примеряя светскую улыбку и внимательно следя за выражением глаз.

Тем не менее, когда Вехс достиг сарая, он уже не сомневался, что сумеет без сучка без задоринки вписаться в свою вторую жизнь и что каждый, кто заглянет в его колодцы, увидит там только свое собственное отражение. Он знал, что большинство людей тратят слишком много сил на то, чтобы подавить свою звериную натуру, и поэтому не способны рассмотреть хищника в других.