— Ляхово взято. Гоним врага дальше. Взял пленных дивизии СС.
Обрадованный успехом, Лелюков все же стал журить Железнова:
— Я тебя посылал не взводом, а отрядами командовать. А ты, выходит, комвзводом заделался!.. Запрещаю!.. Слышишь ты? Запрещаю ходить в атаку! О твоем поведении донесу Военному совету! Ясно?
— Ясно, товарищ полковник, — несколько обиженно ответил Железнов.
— А ты не обижайся!.. Должен сам понимать. Если еще раз так поступишь — отстраню!
Когда Яков Иванович положил трубку, он вдруг увидел, что кустами кто-то пробирается. Посмотрел в бинокль. Сухощавая, сгорбившаяся фигура командира показалась ему знакомой.
— Удирает, трус! — пробормотал Яков Иванович и послал связного остановить беглеца.
Когда офицер повернул свое лицо к подбежавшему связному, Железнов узнал в нем исчезнувшего на Мухавце «капитана Еремина».
Вытаскивая на ходу из кобуры пистолет, Яков Иванович бросился на помощь связному. Но в это время впереди разорвался снаряд, закрыв от Якова Ивановича и «капитана» и связного.
Слева, где вихрилась поднятая разрывом пыль, мелькнула фигура женщины в синем берете с немецким автоматом в руке.
— Вы зачем сюда? Стойте! — окликнул Валентинову Яков Иванович.
— Я должна... — И Валентинова побежала вперед.
— Назад! — крикнул Яков Иванович.
Ирина Сергеевна на секунду обернулась:
— Я должна отомстить!..
— Валентинова! Назад! Я приказываю!..
Валентинова вздрогнула и остановилась. А Яков Иванович побежал туда, где сквозь туман разрыва маячили две фигуры, но не добежал: его скосило осколком. Опираясь на слабеющие руки, он приподнялся и, тяжело дыша и уже невнятно произнося слова, пытался объяснить подбежавшим бойцам:
— Там... связной...
— Яков Иванович! — Склонилась над носилками Ирина Сергеевна.
Позади кто-то крикнул: «Лелюков!» Все повернулись навстречу несшейся по дороге «эмке». Валентинова бросилась к выскочившему из машины Лелюкову:
— Скорей!.. Скорей, Александр Ильич!..
— Ирина Сергеевна, какими судьбами? — Лелюков схватил обеими руками ее руку и вдруг увидел носилки: — Что случилось?.. Яша!.. Как же это так?..
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В этот день Вера удивила всех своим поведением. Утром на комсомольском собрании она потребовала немедленной отправки девушек в школу летчиков-истребителей. Когда же комиссар сказал, что он возмущен ее непродуманными требованиями, Вера назвала его позицию местнической. Особенно разозлили ее слова комиссара о том, что необходимо учитывать физиологические особенности женщин.
— ...Сейчас не это главное, товарищ Рыжов, — горячилась Вера. — Главное в том, чтобы каждый, кто желает воевать, шел туда, куда он стремится. И раз мы хотим быть летчиками-истребителями, вы должны нас направить в школу! — Она обвела девушек взволнованным взглядом, и они шумно поддержали ее.
Раздраженный этим, комиссар пытался доказать безрассудность их доводов, но его слова лишь вызвали новую бурю негодования. Больше всех бушевала обычно спокойная и уравновешенная Вера.
— Довольно! — Рыжов выпрямился во весь свой гвардейский рост, и его лицо залилось румянцем. Румянец сравнял красные пятна на его лице — следы от ожогов, полученных в воздушном бою. — Эти вопросы решает командование, а не комсомольское собрание! — И прекратил прения.
Вера не выдержала, сорвалась с места и демонстративно ушла с собрания.
Девушки переглянулись: теперь комиссар закатит ей «на полную железку»! Они побежали за Верой и стали уговаривать ее извиниться перед Рыжовым. Вера этого не сделала и потом ходила как в воду опущенная, сама осуждала свой поступок.
Однако среди дня ее настроение опять резко изменилось. Произошло это после заправки самолетов, когда на аэродроме к ней подбежал Урванцев и, еле переводя дух, просто, без обычного балагурства задал ей вопрос:
— Вера, твое отчество Яковлевна?
Вера вспыхнула и, готовая услышать от него очередную насмешку, хотела уже было ответить: «Нет, Петровна!» — но, встретив сияющий взгляд Кости, увидела в его руках раскрытую газету и растерялась.
— Яковлевна, — ответила она.
— Отец твой полковник?
— Полковник.
— Тогда пляши! — Костя звонко хлопнул газетой по ладони. Вера потянулась к газете. — Э, нет. Пляши! — Урванцев спрятал газету за спину и, притопывая ногою, весело запел «Барыню».
— Это жестоко, Урванцев, — прерывающимся голосом сказала Вера. — Ведь я об отце ничего не знаю...
Костя виновато взглянул на нее.
— Прости, Вера Яковлевна!.. — И, развернув газету, громко прочитал вслух, подражая интонациям радиодиктора:
— «За образцовое выполнение боевых заданий на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество... наградить орденом Ленина полковника Железнова Якова Ивановича».
Вера вырвала у него из рук газету, прочла имя отца и бросилась Косте на шею.
— Спасибо, Костенька! Какой ты хороший!.. — Потом отстранилась от него и, крикнув: «Подожди меня здесь минутку!», побежала к себе в палатку.
Вернулась она, неся в подоле гимнастерки пачки «Казбека», «Дели», «Нашей марки», и все высыпала в руки Урванцева: — Вот, берегла для папы! Бери, пожалуйста!