Испытание. По зову сердца

Парахин попробовал удержаться на своих позициях:

— Эти претензии нужно предъявлять начальнику обозно-вещевого снабжения, — отстаивал свои доводы Парахин. — Он должен этим делом заниматься...

— Мне это известно! — снова перебил его Хватов. — Но и вы не чиновник от политработы. Вам положено знать, каково материальное обеспечение бойца. И раз вы пришли в роту, в батальон, вы должны вникать в нужды бойцов и помочь командованию готовиться к наступлению не болтовней, а делом.

— Значит, по-вашему, пропагандистская работа в батальоне — болтовня? — разгорячился Парахин. Он решил, что Хватов в его лице нашел «козла отпущения» и придирается к нему. — Я там целых два дня работал. Инструктаж политруков и комсоргов провел? Провел. Чтецов выделил? Выделил. Сообщение Информбюро читали? Читали. Сам в ротах беседу провел — «Боец, будь всегда в боевой готовности». Актуально? Актуально. — Парахин загибал пальцы, перечислял все им сделанное.

— А настроения красноармейцев не выявил? Не выявил. Рваные валенки на бойцах не увидел? Не увидел! — В тон ему, так же загибая пальцы на руке, считал Хватов. — Даже баптиста и то проглядел! В итоге ваша работа прошла поверху, не затрагивая глубины жизни роты. И вот из-за беззаботности ротного и батальонного командования, а также и вашей, товарищ Парахин, красноармейцы послезавтра пошли бы в наступление в рваных валенках, без рукавиц и гимнастерок...

— Тогда назначьте меня в тыл полка! — вызывающе крикнул Парахин.

— Бросьте болтать! — не выдержал Хватов. — Слушайте и выполняйте! Политработник должен интересоваться и кружками, и ложками, и тем, как и чем кормят бойцов. Не вредно иногда похлебать с ними из одного котелка, проверить, есть ли у них табак. Политработник должен быть человеком, умеющим понять и распознать нужды солдата, жить тем, чем он живет!..

Парахин раскрыл рот, намереваясь еще что-то возразить, но Хватов осадил его:

— Умейте держать себя, товарищ Парахин! — и обратился к комиссару полка: — Товарищ Семичастный, сейчас же направьте всех своих политработников и хозяйственников полка в батальоны, а товарища Парахина — снова в батальон к Сквозному. Помогите комбатам в вопросах хозяйственного обеспечения. Учтите, что до начала наступления у вас осталось меньше двух суток!

Хватов пробыл в полку Карпова допоздна, ночью перебрался в полк Дьяченко и остался там на весь следующий день. К себе он возвратился затемно и сразу же пошел к комдиву.

Железнов спал, повернувшись лицом к стене. На его спине играл отсвет пламени, пробившийся сквозь щелку в дверце чугунки. На столе лежала записка от Алексашина. Хватов невольно прочел слова: «...из всего того, что я узнал, прихожу к выводу, что ваш сын остался на территории, занятой противником...» Фома Сергеевич опустился на табуретку и, облокотившись на край стола, долго сидел так, следя за пляской огня в печурке.

Весело потрескивали дрова. Никитушкин снял котелок с бушевавшим кипятком. Вода, выплеснувшаяся на горячую печку, зашипела. Железнов перевернулся на другой бок, открыл глаза и увидел Хватова. Выражение его лица поразило Якова Ивановича.

— Что с тобой, Фома Сергеевич?

Хватов вздрогнул от неожиданности, поднялся и протянул Железнову бумагу:

— Вот сообщение о твоем сыне.

— О сыне? — встревожился Яков Иванович и соскочил с кровати. Пробежав глазами записку, охрипшим голосом спросил:

— Что же делать?..

— Сам над этим голову ломаю, Яков Иванович. Увидел эту бумажку, о тебе стал думать и свою боль почувствовал. Смотри-ка, сколько времени прошло, а о жене ни слуху ни духу, куда только ни писал, ниоткуда ответа нет. — Он поднял на Железнова бесконечно усталые глаза. — Я уже начинаю верить, что они все погибли... — Хватов прошелся по землянке, потом прислонился спиной к стене и задымил трубкой. — Я, кажется, Яков Иванович, психически заболел. Боюсь спать ложиться. Только закрою глаза и вижу: то их пытают, то вешают, то расстреливают... Просыпаюсь от собственного крика, потный, с пересохшей глоткой...

Яков Иванович подошел к нему, прикурил из его трубки, положил руку на его плечо.

— А я так думаю: забрались твои куда-нибудь в глушь вроде моих... А куда тебе писать — не знают.

— Нет, Яков Иванович, просто-напросто они со своего места не выбрались... — Хватов выбил из трубки пепел и положил трубку в карман. — Ну что ж, гореванием горю не поможешь!..

— Давай напишем в Главный штаб партизанского движения. Там непременно прикажут разузнать насчет твоих в партизанских отрядах.

Он сел за стол, взял лист бумаги, начал писать. Зазвонил телефон. Яков Иванович снял трубку.

— «Третий» слушает. — И сразу же испуганно воскликнул: — Что ты говоришь!..

— Что случилось? — подался к нему Хватов.

— Машина подорвалась на мине, — ответил Яков Иванович.

— Машина со снарядами?

— Нет... Валентинова в ней ехала.

«Насмерть?» — чуть было не спросил Фома Сергеевич, но ему было страшно произнести это слово. — А она жива?

— Жива. В госпиталь отправили. Карпову об этом пока говорить не будем...

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ