Нет. То был сон. Сон, в котором он погибал. И был еще второй сон, с напавшим на него раненым львом…
«Вы останетесь невредимы! — Голос Инквизитора, казалось, доносится откуда-то издалека. — Но навечно унесете с собой воспоминание о том, как их расчленяли заживо…»
Его внимание судорожно вернулось к женщине и ребенку. Он увидел, как обнажают гибкое, загорелое тело Моники. Она стояла гордо, отнюдь не сжималась от страха. Но что теперь ее храбрость? Наручники на ее запястьях приклепаны к крюку, вмурованному в сочащуюся влагой каменную стену. К побелевшей плоти приближалось докрасна раскаленное железо. Он видел, как потемнела и пошла волдырями кожа. Железо вошло до отказа. Сведенная судорогой женщина закричала…
— Боже мой, заживо сгорел и все еще идет! — каркнул чей-то тонкий голос.
Он опустил глаза. Ни раны, ни шрама. И кожа цела. Откуда же пришло мимолетное и неясное воспоминание о потрескивающих языках пламени, опалявших белого каления болью, когда он втягивал их в легкие…
— Сон, и все, — произнес он вслух. — Я сплю. Мне нужно проснуться!
Он закрыл глаза, затряс головой…
ДВАДЦАТЬ
— Он затряс головой, — задохнулся оператор. — Ваше превосходительство, происходит невозможное — клянусь, этот человек высвобождается из-под контроля машины!
Косло грубо оттолкнул его в сторону. Схватил рычаг управления, отжал его вперед. Мэллори оцепенел в кресле. Хрипло, неровно задышал.
— Ваше превосходительство, этот человек умрет!
— И пусть умрет! Неповиновение мне не сходит с рук никому!
ДВАДЦАТЬ ОДИН
Луч зонда сузился, вонзился кинжалом в бьющееся сердце мозга Мэллори, навязывая избранные Ри образы…
ДВАДЦАТЬ ДВА
…девочка захныкала, когда футовой длины клинок приблизился к слабой груди. Державшая нож ручища почти любовно чиркнула им поперек, по испещренной голубыми венами коже. Неглубокая рана засочилась алой кровью.
— Если вы выдадите мне тайны Братства, умрут ваши верные товарищи по оружию, — раздался безликий и монотонный голос Инквизитора. — Но если вы, упорствуя, откажетесь, вашей женщине и вашему ребенку придется выстрадать все, что подскажет моя изобретательность.
Цепи на нем натянулись.
— Не могу я вам рассказать, — прохрипел он. — Как вы не поймете, на этот ужас не стоит идти ни за что на свете! Ни за что…
Но на этот раз — нет. На этот раз его не пускали к ней стальные цепи. Он метался в оковах, слезы застилали ему глаза…
— Никогда не предавай то, во что веришь! — донесся через тесную темницу звонкий, как труба, голос женщины.
—
— Умираем только раз! — воззвала женщина.
— Говори, будь ты проклят! — в голосе Инквизитора зазвучала новая интонация. — Мне нужны фамилии, адреса! Кто твои сообщники? Каковы планы? Когда начнется восстание? Какого сигнала ждут? Где?.. Когда?..
Мэллори открыл глаза. Слепяще-белый свет, впереди — расплывчато-искаженное лицо с вытаращенными глазами.
— Ваше превосходительство! Он очнулся! Он прорвался сквозь…
— Всю энергию в него! Заставь его, малый! Заставь говорить!
— Я… я боюсь, ваше превосходительство! Мы копаемся в могущественнейшем приборе Вселенной — в человеческом мозге! Кто знает, что мы можем вызвать?..
Косло отшвырнул оператора и отжал рычаг управления вперед — до упора.
ДВАДЦАТЬ ТРИ
…Тьма взорвалась ослепительным блеском, а тот преобразился в контуры комнаты. Перед ним какой-то просвечивающий силуэт… да, это Косло. Он следил за тем, как перекошенное лицо диктатора поворачивается к нему.
— Говори же, будь ты проклят!
Голос звучал странно, как-то призрачно, будто принадлежал лишь одному уровню реальности.
— Да, — отчетливо произнес Мэллори. — Я буду говорить.
— И если соврешь, — Косло выхватил из кармана скромного кителя тяжелый автоматический пистолет, — я сам всажу тебе пулю в мозг.
— Мои главные сообщники по заговору, — начал Мэллори, — это…