Домик достался бабке Юле от ее покойного мужа, озерного сторожа. До недавнего времени она жила тут лишь с младшей дочерью Любой, — Любы сейчас не было дома: она поехала на велосипеде проведать своего милого, служившего в расположенной неподалеку саперной части. Старшая дочь Катерина стояла с мужем на квартире в торфгородке. Словом, жили просторно. Но около года назад муж Катерины сошелся с одной женщиной из поселка, и Катерина, узнав об этом, забрала детей и переехала к матери. Все бросила: и квартиру, и хозяйство, и имущество. Стала работать укладчицей шпал на узкоколейке. До места работы — пять километров пешком и столько же назад. Муж, верно, думал, что ей долго не выдержать, и до срока крепился. А как понял, что решение ее твердо, так прощения запросил. Но Катерина к нему как глухая…
Когда бабка Юля дошла до этого места в своем рассказе, гость испуганно вскинул веки с редкими ресницами и воскликнул:
— Ну, это слишком! Я бы на ее месте вернулся!
— Так она ж — характерная! — радостно сообщила старуха. — Ничего, покуда потерпим, а там, гляди, еще наживем палаты каменные! Верно, дочка?
Катерина не ответила, она только засмеялась и плотно закуталась в одеяло.
— Значит — лопни, но держи фасон! — сказал гость.
— Правда твоя! Ах, веселый гость!.. Как звать-то? — спросила старуха, утирая слезы кончиком головного платка.
— У меня, бабушка, имя простое, а без зубов не выговоришь. Зови меня Пал Палычем…
— Будь так! А работаешь кем?
— А ты, бабушка, любопытная, — с мягкой улыбкой ответил гость. — Гляди, самовар-то убежит…
— И то правда! Присаживайся к столу, Пал Палыч, чайку горячего попить! — И сильным движением оторвав от пола поспевший, тонко свистящий самовар, старуха поставила его на стол.
— Чаек — вот чудесно! — радостно сказал Пал Палыч. — И я вас угощу!.. Он достал из кармана фунтик с конфетами и стал обносить всех присутствующих. — «Золотой ключик», я ужасно люблю эти конфеты. Берите, бабушка, берите и ребятишкам дайте. Хватай, карапуз!.. — Потом подошел к Николаю Семеновичу, сумрачно дымившему в углу. — Возьмите пососать — лучшее средство против курения!..
— А я не собираюсь бросать курить, — не очень-то любезно отозвался тот.
— Вольному воля! — добродушно сказал Пал Палыч и широким движением высыпал оставшиеся в кулечке конфеты на стол.
— Налетайте! — еще раз обратился он ко всем в горнице.
Не вызывало сомнений, что, кроме этих конфет, у него не было ничего съестного. Он так щедро и легко поделился последним, что нельзя было оставаться в долгу. Я не стал спрашивать разрешения у моего напарника и выложил на стол все наши припасы: консервы, корейку, охотничьи сосиски, масло и сахар.
— Ох, как славно! — радостно потирал руки Пал Палыч. — Ну, хозяюшки, к столу!
— Кушайте, мы опосля, — ответила бабка Юля.
— Никаких разговоров! — решительно воспротивился Пал Палыч, — Иначе мы тоже не будем!..
Почему-то так повелось, что хозяева ужинали после нас. Мы думали, что им так удобнее, и не пытались изменить заведенный порядок. Но видя, как охотно поддалась на уговоры Пал Палыча бабка Юля, с какой веселой готовностью подвинула она табурет к столу, я усомнился в справедливости прежнего порядка, Катерина тоже не заставила себя долго упрашивать: она быстро вынесла из постели свое небольшое, легкое тело, неуловимым движением оправила платье, пригладила волосы и села к столу.
Пал Палыч достал из кармана ножик и принялся ловко намазывать бутерброды. Отхлебывая из блюдечка, которое она держала в растопыренной пятерне, бабка Юля делилась с отзывчивым гостем обстоятельствами своей жизни.
— Корову-то мы о прошлый год купили. Недорого дали, а стельную. Нам она ни к чему, да ведь, понимаешь, ребята в доме, — говорила старуха, посверкивая своими удивительно живыми, молодыми глазами. — Хлевушко для нее кой-какой сложили, а теленочку-то стать некуда, вот и пришлось потесниться. Был бы мужчина в доме, а то ведь у баб к плотницкому делу таланту нет.
Да это, я тебе скажу, ничего. Горсовет обещал Катерине насчет стройки подсобить. Ты к нам через годик приезжай, обязательно приезжай, увидишь, как мы тут заживем. Правда, Катюша?
Катерина, по обыкновению, только рассмеялась в ответ частым, тихим застенчивым смешком и отвела взгляд. В ее молчаливости, сдержанности, в ее легко срывающемся с губ смехе чувствовалась цельная и свежая натура.
— Так приедешь? — снова сказала бабка Юля, будто речь шла о неотложном деле.
Но Пал Палыч уже не слушал. Словно зачарованный глядел он в окно на черную громаду озера, оживающую пучками ярко-рыжего огня. Огни медленно плыли над озером, будто подвижные, летучие костры.
— Что это за таинственные светильники? — спросил Пал Палыч.
— Да мужики с «лучом» пошли, — ответила бабка Юля.