Уголок комнаты, где стоял Костин рабочий стол, был увешан воззваниями вроде: «Да здравствует трудолюбие», «День без работы — пропавший в жизни день».
Как бы то ни было, а его усилия принесли свои плоды. Ко второму курсу он из числа посредственных студентов выдвинулся в первый ряд, и не раз случалось, что блеск познаний Алика тускнел рядом с его солидной и, как не без зависти говорил сам Алик, «выстраданной» эрудицией.
И вот помыслам этих двух столь не схожих между собой душ внезапно суждено было скреститься. Точкой скрещения оказалась Татьяна Канищева, девушка с разноцветными глазами: одним карим, другим голубым. Институтские остроумы говорили, что Алик влюблен в голубоглазую Татьяну, а Костя в кареглазую. Действительно, в Татьяне жило как бы два человека: один — бездумно и бесшабашно веселый, способный до рассвета танцевать на институтских вечерах, другой — задумчивый и серьезный до такой степени, что способен был, не прерывая, слушать самое длинное и запутанное Костино рассуждение.
Сравнивая себя с Аликом, Костя с обычным для него беспристрастием находил, что соперник обладает неоспоримым преимуществом. Алик умел никогда не быть скучным. Он всегда сохранял хладнокровие в споре и мог с большой легкостью обратить в шутку самый серьезный разговор, если подмечал на лицах слушателей выражение скуки. Костя чувствовал себя неуклюжим рядом с этим легким, ловким и как-то изящно неуловимым человеком. Но при всем том Костя полагал, что и его скромные достоинства могут быть оценены Татьяной.
Когда собрались в Горки на лыжную прогулку, Костя почувствовал, что там должно что-то решиться, Почему? Этого он и сам не знал…
Они поднялись на вершину холма. Небо высокое, зелено-прозрачное. Вдалеке, над темной полоской леса, стоит неяркое желтое солнце.
— Трамплин? — предложил Алик. Они приближались к самому краю спуска. Спуск шел круто вниз, петляя среди деревьев и кустарников.
— Я не уверена в тормозе. — Татьяна приподнялась на палках — тонкий бамбук упруго согнулся и задрожал, — оторвала лыжи от наста и, повернув их под прямым углом, резко уперлась ими в снег.
— В принципе это так, — сказал Алик, — но ты все-таки лучше посмотри…
Он отбросил палки, поднял обе руки и понесся вниз. Он чуть присел там, где кончался спуск, и резко повернул лыжи на девяносто градусов к направлению своего движения. Снег вихрем брызнул из-под лыж и обдал его с ног до головы. Он снова выпрямился и тут же прыжками, боком стал подниматься наверх. Татьяна, опершись на палку, пристально следила за ним.
— Что с тобой?
Она принужденно засмеялась.
— Не знаю, я испугалась.
— Ну, какая ерунда! Хочешь, я покажу тебе классический телемарк?
— Покажи. Он у меня никогда не получается.
— Я выйду на телемарк после прыжка.
Алик поднял поочередно ноги и палкой сбил снег, налипший на лыжи. Присел и помчался под уклон. Оторвавшись от трамплина, он чуть согнулся, на секунду повис в воздухе — концы лыж были слегка опущены к земле, — затем плавно приземлился и распрямил фигуру. Алик отлично вышел из телемарка, одна нога его на всем бегу выбросилась вправо, за ней и вторая, и, не утеряв скорости, он помчался по новому пути.
Быстро ставя лыжи крест-накрест, Алик поднялся на холм.
— Я никогда не видала такого телемарка.
— Ерунда, дорожка не пружинит. Вот поглядела бы ты, как я на Воробьевых горах…
— Смотри, — сказала она, — там поднимаются наши. Я думала, они сильно отстали.
— В прошлогоднем слаломе я получил приз, — проговорил он, недовольный тем, что она его прервала.
— Сейчас придет Костя и все наши.
— Тогда вниз! Костя достаточно утомителен в институте…
— Ты, может быть, и обо мне так говоришь своим знакомым?
— Я никогда не говорю плохо о красивых девушках, — сказал он насмешливо, — а ты… очень красивая девушка. — Это прозвучало с искренней нежностью. Татьяна покраснела.
— А, чемпионы — крикнула, появляясь из-за пади холма, студентка Мальшина, круглолицая девушка с толстой, в кулак, косой, тяжко-серебристой от мороза. За ней появилась ее рыжая тень — студент Сомов.
— Вот морозище, — сказала Мальшина, — через три шерстяных носка продирает!
— А у меня один простой носок, — произнес Алик. — Надо обернуть ногу газетой, тогда никакой холод не проймет. — Он потрогал концом лыжной палки ногу, обутую в желтый толстоподошвенный ботинок.
— У тебя великолепные ботинки, Алик, — заметила Мальшина.
— На специальном креплении — какдахара.
— Замечательно! А все-таки здорово прохватывает.
— Кто тут говорит о холоде? — раздался хриплый голос, и Костя Травин энергично, но неуклюже вскарабкался на вершину холма. Лицо у него было красное и потное. — А я вот даже не чувствую — мороз или жара.
— Ты принадлежишь к породе толстокожих, — заметил Алик.
— А ну тебя к черту! — добродушно огрызнулся Костя. — Спорт — это вещь, и я не понимаю, как мог им раньше пренебрегать.
— Да, спортом пренебрегать не следует. Он развивает, закаляет, очищает, продувает, облегчает, — назидательно проговорил Алик.
Татьяна улыбнулась.
— Алик, твои следы? — спросил Сомов, указывая на две длинные голубые полосы.