Испытание

Их встречает Сабиля. На ней алое платье, свежее, точно она ждала гостей. Короткий рукав обнажает ее руки с морщинкой на локте. Они лежат сзади, сплелись словно ветви. Она идет не спеша, склонив голову набок. Такой запомнилась Джоомарту его мать. Такая же тонкая, с алыми губами, с руками, заложенными за спину, и с той же морщинкой на локте. Он любит сестру, ради нее приехал мириться с Мукаем, ради ее счастья ничего ему не жаль.

— Здравствуй, Сабиля, как живешь?

Надо быть справедливым, они славная пара. Она красива, и Мукай недурен. Они любят друг друга, у них пойдут дети… Право, им будет неплохо.

В юрте агронома они застают Темиркула. Старик встает и уступает Джоомарту свое место — почет и уважение желанному гостю. Гость готов уступить и сесть рядом. Нельзя? Почему? Так ведется? Раз ведется, пусть так, он согласен.

Все сидят на кошме, поджав ноги, в руках Мукая насвай, он потчует им Темиркула. Сабиля хлопочет, готовит обед, из чанача разливает кумыс, из другого — джарму.

Как нелепо держать кумыс в бурдюке. Разве в глиняной посуде не лучше? И к чему этот чаиач, не лучше ли обзавестись в хозяйстве кастрюлей?

Их обносят водой, руки моют для вида: чуть-чуть смочат пальцы и вытрут грязным полотенцем. На что это похоже?

— Что с тобой, Джоомарт, ты задумался? — спросил хозяин.

Опять эти мысли. Он дал себе слово не думать об этом, делать вид, точно это его не касается, и снова забыл. Ну что ему до того, какие у Мукая порядки? Назло своей глупости он будет шутить и дурачиться. Ни за что больше не осудит его.

— Я немного задумался, ты прости меня, Мукай.

Хозяин и гости беседуют, хозяин смеется, хохочет. Лукавый взгляд точно прячет игривую тайну. Он рассказывает историю об обманутом лентяе, о лодыре Алиме, который век свой без дела пролежал на кошме и с пола плевал на чангарак. Никто так высоко плевать не умел. Гордый своим искусством, он в тщеславии своем высоко вознес голову, землю под собой не видел. «Куда Алим смотришь?» — спросят его. Он с достоинством скажет: «Смотрю на птичью дорогу, вон она светлеет по черному небу. Наши птицы по ней улетают на юг». И грудь у него колесом, не подступишься. Опять спросят его: «Почему ты лебедем ходишь, Алим?» Он ответит: «Лебедь лебедем ходит, так уж ведется». — «Где ж ты видел черного лебедя?» — «Видел, скажет, они живут на Иссык-Куле в кустарниках. А горд я тем, что я лучше и красивее других».

Вот этого лодыря поставили камень крошить для дороги. Сидит лентяй под арчой, постучит, покрошит и спросит начальника: «Сколько я уже заработал?» Узнает, что хватит на кусок хлеба, ляжет под деревом и станет плевками стрелять.

Случилось, что лентяй угодил в руки Мукая. Тут люди нужны, работа стоит, а Алим сложил руки, плюет в крону арчи. Решил агроном отучить его от безделья и стал говорить ему, что хлеб дорожает, то вдвое, то втрое, то в десять раз. Пришлось лодырю взяться за дело: работать весь день, не стрелять в чангарак или в крону арчи. Зато через месяц Алим разбогател, получил много денег, и его объявили первым ударником. Пришлось прежние привычки оставить: что пристало лентяю, ударнику не к лицу. Все еще голова его вздернута, грудь выпячена колесом, и ходит точно птица лебедь. Спросят его, что с ним, Алим не станет, как раньше, дурачиться: он теперь бригадир, у него и у жены пятьсот трудодней, как не гордиться, не ходить, не чуя земли?

Над этой историей много смеялись, и больше всего Джоомарт. Он старался, как мог, быть веселым, рассказал потешную историю, хохотал и дурачился не меньше Мукая. Они пили кумыс и понемножку хмелели. Мукай пил больше всех и, доливая пиалы, выкрикивал: «Кто не любит девушек, тот не пьет кумыса!» Затем он достал две бутылки вина, и Джоомарту больше не понадобилось себя в чем-либо убеждать… Язык его развязался, и он под комуз Темиркула пошел даже в пляс. Им было весело, и лишь немного огорчало, что обед долго не поспевал.

Сабиля поставила чашку, внесла казан и сама уселась между братом и мужем. Мукай всплеснул руками и сказал:

— Поглядим, Джоомарт, как ты справишься. Говорят, ты разлюбил киргизские блюда. Я не верю. Как можно не любить бешбармак? Не правда ли, Темиркул, он только притворяется!

В казане лежит сваренный баран. И ноги, и голова, и курдюк — все тут вместе. Хозяин берет пальцами голову и преподносит ее Джоомарту. Не старику Темиркулу, хоть и тот его гость. Затем кусок за куском срезает мясо с костей, крошит и строгает удивительно тонко. Жир стекает с его рук на кошму, на одежду, струйкой бежит в казан. Хозяин не забыл и Темиркула, он сует ему кость с остатками мяса, Сабиле — небольшой кусок сала. Баран приготовлен, он лежит в чашке размолотой кучей. В горшке поспевает вареное тесто. Хозяин тем же манером крошит и тесто, с пальцев струится жирный навар. Все смешано и растерто руками, бешбармак можно есть.

Джоомарт держит баранью голову пальцами, ищет тарелку и не находит ее. И руки и губы его в сале. Он вернул бы голову Мукаю, но тот рассердится. Кругом ни тарелок, ни ложек, ни вилок, они будут есть пальцами из одной чашки.