Испытание

Дошло ли письмо до Мукая или уже не застало его, — он неожиданно явился с Сабилей в колхоз. Джоомарт не ждал увидеть их вместе. Агроном улыбнулся, протянул ему руку, сестра поцеловала брата. Джоомарту оставалось только смириться. Он отвел им в своем доме лучшую комнату, выделил все, что мог, из хозяйства.

Надолго запомнилась эта встреча Джоомарту. Кругом были скамейки и стулья, а Мукай опустился на пол. Рядом села Сабиля. Джоомарт скрепя сердце молчал. Сабиля оглядела отведенную комнату и сказала, что уберет ее по-другому. Ковер она повесит на передней стене, окна не нужны, их лучше закрыть. Брат удивился: окна завесить? Как можно?

— Скажи ей, Мукай, что это глупость.

Агроном усмехнулся и погладил ее:

— Она права, Джоомарт, комнату убирают именно так. Не надо быть гордым. У народа есть чему поучиться.

В тот же день к агроному пришли друзья из рода Курманов. Каждый принес с собой подарок: кто подушку, кто коврик, кошму, сундучок или посуду. Удивленный Джоомарт пожимал плечами:

— Откуда это все? Их словно предупредили.

Мукай плутовато подмигнул Сабиле:

— Ты точно не знаешь порядков. Братья по роду в нужде помогают друг другу.

Он сдержал свое слово и дом убрал наподобие юрты. Вдоль передней стены на ленчиках поставили окованный жестью сундук. На нем уложили одеяло зеленого цвета, два ковра и четыре подушки. Искусные руки сложили все вдвое и втрое — пусть думают, что добра тут в два — три раза больше. Окна закрыл белый войлок, стеганный алым узором. По правую сторону, как заведено в юрте, вокруг самовара расставили пузырьки с этикетками и разноцветными бутылками, медный поднос прислонили к стене. Со старым будильником и яркой тарелкой в углу он служил украшением дома. Кровать поместили влево от входа, и в этом сказался обычай. На ней шелком покрыли две старые кошмы.

Во дворе новобрачным поставили юрту с резными дверьми: агроном не любил ночевать среди стен, его тянуло на воздух, к открытому небу.

С Сабилей что-то случилось, ее не узнать. Куда девалась прежняя твердость, все, чему учил ее брат? Словно слепая, она во всем следовала за агрономом. Иногда ей становилось как бы не по себе, она опустит вдруг глаза, смутится и все-таки сделает так, как того хочет Мукай.

Жили они весело, гостей полно. Каждый приносил с собой угощенье: кто барана, кто денег, кто кумысу. На упреки Джоомарта агроном отвечал пожатием плеч:

— Народ меня любит, не гнать же из дома людей. Нельзя быть жестоким — и в печалях и в радостях надо быть вместе с ними.

Это не было ложью — агроном не щадил себя для других. К нему приходили во всякое время; он каждого выслушает, объяснит, растолкует без излишнего чванства, сердечно и просто. К нему привыкли как к старому другу, точно он всю жизнь провел среди них.

Всем было с ним хорошо, одному Джоомарту мучительно трудно. Получил ли Мукай письмо? Что у него на душе — гнев или чувство обиды?

Какая неосмотрительность — оскорбить человека, в руках у которого жизнь сестры. Что, если агроном ему вздумает мстить и злобу обратит на Сабилю? Как смягчить его сердце? Просить прощенья у него? Он все сделает ради Сабили.

* * *

Дома Джоомарт не застал уже гостя. Темиркул ушел и унес свои пожитки. На том месте, где он сидел у стола, скатерть была сдвинута, еще слышался запах табака и насвая.

Жена встретила Джоомарта радостной вестью: тамырчи — врачеватели — нашли-таки причину, почему у нее нет детей. Во всем виновата птица улар.

Эти лгуны тамырчи заверили бедняжку Чолпан, что она бездетна из-за птицы улар, которая обитает в горах Нарын-Тау. Как только улар околеет, все пойдет по-хорошему. Она дала врачевателю денег, и теперь он явился с новой вестью: птица околела, но сожрал ее гриф с перистым ошейником, и злая воля улара вселилась в него. Сейчас он в Китае. На обратном пути грифа встретит стрелок, он убьет обжору, сожжет его тело и пепел развеет.

— Ты не веришь, Джоомарт? Все приметы говорят о том же.

Джоомарт ничего не ответил. Сказать: «Все это ложь, не верь им, Чолпан, птица тут ни при чем»? Разве бедняжка Чолпан поверит? Она тоскует по ребенку и скоро два года, как не знает покоя. Тамырчи изрядно испортили ее. Лечили конским салом, давали по куску в два кулака на голодный желудок, морили голодом, заставляли выпивать по ведру воды в сутки. Они клали ей на лоб и к губам траву, мякину и камыш… Лечили сурово, беспощадно.

Чолпан высока и стройна, выше мужа на полголовы, и удивительно сильна. Она любит леденцы и орехи и мечтает о ребенке.

— Ты перестал меня жалеть, Джоомарт.

Она склонилась к нему, облизала свои сладкие губы и языком отодвинула леденец за щеку.

— Неправда, я очень жалею тебя.

Он думал сейчас о Мукае. Темиркул мог бы расспросить агронома, получил ли он письмо.

— Ты в дороге забыл обо мне, — продолжает огорчаться Чолпан. — Сознайся, ведь так?

Рука ее лежит у него на плече, глаза ждут ответа, а он думает о своем. Найти бы Темиркула, сбросить с себя эту тяжесть.

— Ты даже не смотришь на меня. Твои мысли не здесь.

— Что ты, Чолпан, я помнил. Все время помнил.