Думать не хотелось, хотелось спать и полумрак подвала, где он так уютно устроился, этому только способствовал. Мужчина повернулся на правый бок и тут же провалился в тяжелый глубокий сон, где тут же и встретившись со своей любимой, обреченно улыбающейся ему в перекрестии прицела. Взрыв, огонь и разлетающиеся в разные стороны осколки… Пустота и тишина, засевшая в ушах потусторонним свистом, как сигнал к тому, что пора и перекурить. И когда он отшвырнул винтовку в сторону и без сил распластался на крыше дома в предвкушении первой затяжки, то рядом уже сидела какая-то черноволосая девица в красном свитере и нагло дымила, выдыхая дым прямо ему в лицо. При этом она что-то даже ему рассказывала, что очень плохо обижать маленьких девочек и не дарить им конфетки. Было очень смешно слушать весь этот бред сумасшедшей про конфетки, еще бы про неиспользованные презервативы вспомнила, вместе бы и посмеялись. Хохотала где-то внизу возле ночного клуба в дикой истерике та самая, в которую он так и не выстрелил. Или выстрелил и снес хохотунье голову, чтобы больше не смеялась над чужой болью. Большой грех смеяться над чужой болью. И головы не стало, откатившейся прямо под колеса той самой иномарки возле ночного клуба, в которую и ввалилось безголовое уже тело. «Куда?!! — заорала ошарашенно голова с дороги, видя такое безобразие. — А я-я?»
Заскрипела ржавыми петлями где-то сверху железная дверь, которая и привела бредившего стрелка в чувство, вернувшая его с той ночной крыши в этот не менее ужасный подвал. Мокрая от пота рубашка прилипла к телу, во рту пересохло, хотелось пить. Сверху послышались шаги, и он даже попытался на локтях приподняться, чтобы встретить спускающееся к нему зло если и не отпором, то хотя бы ухмылкой пренебрежения, не получилось. Лоб еще больше покрылся капельками пота, голова закружилась, и больной без сил откинулся на подушку. Чтобы тут же встретиться с Майклом Дугласом двадцатилетней давности, выбирающимся в грязном костюме из помойного контейнера.
— Вы меня слышите? — спрашивал его Дуглас, но почему-то женским голосом, дергая за руку. — Очнитесь же, черт бы вас задрал, вам плохо?
Нет, ему очень хорошо… Больной открыл глаза, всматриваясь в чей-то силуэт, расплывчато и издалека маячивший перед глазами, но не узнал и снова их закрыл. Неизвестно, сколько еще прошло времени, прежде чем его снова разбудили, чтобы помочь принять таблетку аспирина.
— И что меня сюда принесло? — злилась спасительница, поднося к его пылающим губам кружку с водой. — Не хватало еще водичку подавать с таблетками так пока все еще и не состоявшемуся убийце. Сама с температурой, так нет, черт, еще и за этим ухаживай.
Больной чуть приподнялся на локте и взял дрожащими пальцами кружку, которая оказалась не по размеру тяжелой. Пил быстро и большими глотками, проливая на грудь, не замечая.
— Да не спешите вы, — заметила она, — никто за вами не гонится.
— Хотелось бы, — протянул ей он пустую кружку. — Спасибо.
— На здоровье, — сухо ответила женщина, принимая кружку. — Совсем вы как-то поизносились, уважаемый, — заметила она, скривившись в ухмылке, рассматривая своего врага, беспомощно распластанного на кровати, — при первой нашей встрече вы были более самоуверенным, а уж на сцене…
— Все меняются, — закашлялся он, не поняв про сцену, — вы что-то забыли, зачем вернулись? Я вам больше ничего не должен, проваливайте.
— Ну вот, — произнесла иронически Кэт, — аспирин начал действовать, больной начал дерзить, уже хорошо.
— Мы уже на «ты»? — больной даже попытался сесть, чтобы достойно ответить, из чего, правда, ничего не вышло, но все же… Изображение троилось и вообще, какого хрена ей здесь было надо?
— Выкать в суде будем, — хрипло ответила Кэт, — так что давай не усложнять наши отношения, они и без местоимений очень сложные.
— Зачем ты здесь, — больной все же поднялся и сел на кровати, свесив ноги на пол, — уже соскучилась?
— Можно сказать и так, — ответила Кэт, присаживаясь на табуретку, опрокидывая при этом стоящую на ней кружку на пол. — Я хочу знать все, кто я, что я, и что я натворила, и почему мне теперь лучше находиться здесь, в этом вонючем подвале, чем на свежем воздухе, понимаешь меня? И почему мне надо валить?
— С трудом, — усмехнулся больной, пытаясь достать из кармана брюк мятую пачку сигарет. — Я все записал на диск, вряд ли смогу еще что-то к этому добавить, что ты уже прослушала.
— Не кури, — попросила она, — здесь и так дышать нечем, все дерьмом провоняло.
— Не буду, — он вернул сигарету на место, — что еще?
— Я запись не слушала, а сразу же отдала ее в нашу службу безопасности.
— Зря, — он потер свой горящий лоб ладонью, — там много для тебя интересного, но не для чужих ушей.
Температура, похоже, спадала, чего нельзя было сказать о головной боли, раскалывающей голову на части. Он устало прикрыл глаза и постарался сосредоточиться на своем дыхании.