Снег шел уже третий день и успел хорошенько выбелить все вокруг, включая солидные сосны и крышу того самого особняка в черте города, куда когда-то привезли выписанного из клиники Погорела. Теперь это был частный пансионат всего с одним пациентом, вокруг которого здесь все и крутилось, да и крутилось только потому, что она здесь находилась. Раннее утро, минусовая температура на улице и редкие на снегу отпечатки птичьих лапок. Морозно… Больная позавтракала, уселась в каталку, и ее верный Ежик покатил даму на прогулку. Сухое лицо без косметики, волосы коротко острижены клочьями. Теперь это входила в обязанности ее постоянного сопровождающего, что ему очень нравилось. Ему нравилось ее уродовать, чтобы она никому другому больше не нравилась, а ей было уже все равно, несчастье за красивой прической все равно ведь не спрячешь, а так хоть какое-то для этих двоих раз в две недели было развлечение. На улице было тихо и спокойно, все еще только просыпалось, впрочем в этом лесу всегда было тихо и спокойно, именно поэтому ее сюда и упрятали. Во дворе, закрытом высоким забором от посторонних глаз, она достала маленькую книжицу в потрепанной обложке с изображением скелета, танцующего с брюнеткой и принялась в сто первый раз перечитывать самые интересные места. Особенно ей нравилось читать там, где описывалось, как некая американка сначала вышла замуж за негра, а потом и за миллиардера, которого потом и отправила на тот свет, присвоив себе все его состояние. Это было так похоже на правду, в которую кроме нее и ее Ежика больше никто не верил, что она и сама стала в этом всем давно уже сомневаться, что и к лучшему, нельзя же все время жить одними воспоминаниями. Радоваться надо тому, что есть, через высоченный забор все равно не перепрыгнешь. Да и зачем прыгать, когда она со всех сторон окружена здесь любовью и почитанием, ее так здесь любят, что даже повеситься не дают, сколько раз уже пыталась, кроме Ежика, единственного из всех, кто ее ненавидел. Романчик кто-то прислал ей по почте, чтобы ей было еще хуже, но ошибся, она теперь только этим и жила. Сначала читала, а потом придумывала себе ситуации, в каких могла бы оказаться, если только не оказалась бы здесь. И это было здорово, иначе тоска вообще бы завладела ей всей.
— Скажи, — обратилась она к Ежику, — зачем ты меня тогда спас? Был бы сейчас свободен как ветер в океане, а не томился вместе с сумасшедшей за этим высоченным забором, зачем?
— Бухой был, — честно признался он, — переклинило.
Прошло еще полгода. Стоял чудный майский день, когда ее самый главный надсмотрщик и мучитель с загадочным видом вместо платья и пальто, в чем она обычно гуляла, предложил надеть ей спортивный костюм и кроссовки. Женщина удивилась, но перечить не стала, давно уже смирившись и с этим бомжом и со всем тем, что ее окружало. Любая прихоть ее находила здесь сразу же свое удовлетворение, только бы за забор не стремилась. К ней привозили эстрадных знаменитостей, чтобы те ее веселили, знаменитых актеров, для которых даже построили сцену, чтобы показывать спектакли. Лишь бы только больная не чувствовала себя ущемленной. И она смерилась с этим, постепенно поверив в то, что и в самом деле сумасшедшая, что было и не удивительно после всего ею пережитого в той фиолетовой комнате, где маньяк над ней издевался как только мог, начиная с того, что просто тушил об нее окурки и заставлял ходить голой, всячески его ублажая, поря при этом нещадно ее ремнем, если она делала что-то не так, как ему хотелось. Так что здесь она находилась почти в раю, из которого просто не могла выбраться, живя на всем готовеньком. А и надо ли было выбираться в поисках какой-то непонятной свободы, когда она и так была свободней многих из тех, кто жил за забором. Не жил, а выживал, еле сводя концы с концами. И вот наконец этот день настал, когда и ей предстояла вкусить этой их свободы, покинув свою золотую клетку.