— Но самой большой причиной было то, — продолжаю я, прежде чем она успевает вставить хоть слово, — Думаю, что я не был уверен, нужно ли мне это. В течение двадцати восьми лет я понятия не имел, куда ушла моя мать и как она поживала. И когда решился узнать, то понял, что упустил свой шанс когда-либо увидеть ее снова. Так что мне нелегко было так сразу принять новость о том, что у меня есть сестра.
— Конечно, я понимаю тебя. — Положив локти на стол, она слегка наклоняется вперед. — Знаешь, я позвонила отцу, до того, как ответить тебе на письмо. Мы никогда особо не ладили, и с тех пор, как умерла мама… — она замолкает, на мгновение нахмурившись. — Я просто не могла поверить, что они хранили все в тайне от меня. Понимаешь, в тот момент мне показалось, что вся моя жизнь была ложью. Бога ради, я понятия не имела, что они на самом деле не женаты. Они же носили обручальные кольца. И никто вообще не догадывался. Никак не могу понять почему она просто не развелась?
У меня внутри все сжимается. Видимо она в неведении о том, что произошло между моими родителями и все, что ей известно, она знает со слов своего отца.
Роланда Дисальво.
Дантиста.
Есть ли в ней хоть что-то от него? Совсем немного, может оттенок кожи да средиземноморский взгляд с паволокой.
— Полагаю, она не хотела, чтобы мы узнали, где она. Разве твой отец ничего тебе не объяснил? — осторожно объясняю я.
— В такие подробности он не вдавался, — говорит она, закатывая глаза. — Я была так зла на него за то, что он солгал мне. Но он просто твердил, что я не должна встречаться с тобой. Что это может быть опасно, ведь я не знаю, что ты из себя представляешь. Сплошное бла-бла-бла… Но я почти уверена, что он поступил так из ревности. Он всегда был тираном. Строгим и все контролирующим. Руку даю на отсечение, что это он заставил маму не искать с тобой встреч.
Отлично. Самое время рассказать сестре что сделал мой отец, запугав жену настолько, что она так и не решилась вернуться. Но я просто не могу выговорить ни слова. Наверное, еще не пришло время для такого откровенного признания.
Сестра на удивление красноречива. Откинувшись на спинку сиденья, я пытаюсь решить, действительно ли мне так легко общаться с ней, или просто мой мозг отчаянно нуждается в семейной связи.
— Так или иначе, — заканчивает она, — Мы очень сильно поругались с ним по телефону, и с тех пор я с ним не разговаривала.
Я слегка морщусь.
— Мне жаль. Я и подумать не мог, что это так повлияет на ваши с ним отношения.
— Не бери в голову, — качает она головой. — Честно говоря, там и портить уже особо нечего было.
Появляется официант, приносит наши напитки и вежливо интересуется, не желаем ли мы еще чего-нибудь и исчезает в ответ на наш отказ.
Моя сестра — серьезно, все еще слишком странно думать о ней так — надрывает пакетик с сахаром и высыпает его себе в чашку. Помешивая ложкой, она перехватывает мой взгляд и спрашивает:
— Наверное тебе хочется, чтобы я рассказала о ней?
О ней. Мы до сих пор не называем ее никак. Думаю, в этом нет необходимости.
— Да, — прямо отвечаю я. — Если ты не против.
И тогда Кэра начинает описывать мне их жизнь. Ту, ради которой моя мать оставила нас. Я понял сразу, что совместная жизнь с дантистом, дала ей большую свободу в финансовом плане, чем брак с полицейским, и рассказ сестры лишь подтверждает это. Роуз сменила тесный старенький дом в спальном районе на небольшой особняк в шикарном закрытом сообществе. Где она могла посвятить все свое время на то, чтобы придавать лоск себе и своему новому жилищу.
Конечно же, ее новому мужу и в голову бы не пришло отправить ее на поиски дополнительного заработка. Да и судя по тому, что рассказывала о нем Кэра, он бы не позволил ей этого делать.
— Это довольно трудно объяснить, — наконец произносит моя женская копия. — Я никогда не чувствовала с ней близкую связь. И хоть она играла важнейшую роль в моей жизни и делала все, что положено делать маме, но только теперь я понимаю, что была еще одной вещью, без которой ее жизнь выглядела бы не такой идеальной, как она хотела? К примеру, она испытывала одни и те же эмоции, как когда наряжала меня или украшала гостиную.
Что-то в моем лице заставляет ее широко раскрыть глаза и спросить.
— Что?
Я выдыхаю с легким раздражением.
— Я так долго горевал, что потерял ее, а ты сейчас подтвердила мои подозрения, что мне было лучше жить без нее. Звучит ужасно?
Криво улыбнувшись, она качает головой, отпивает свой кофе и продолжает:
— Какие у тебя отношения с отцом?
— Я даже не знаю, могли бы они быть еще лучше? После ухода матери он стал для меня образцовым отцом. А возможно, и самым замечательным человеком.
И я даже не сомневаюсь в том, что еще сильнее привязался к нему, даже после того, как узнала правду о их расставании. Да, ему не следовало так долго скрывать от меня правду, но он признал свои ошибки, раскаялся и попросил прощения. Понадобилось бы что-то посерьезнее, чтобы разрушить нашу с ним связь и перечеркнуть те три десятка лет, которые он изо всех сил поддерживал меня.