Кардиналы потянулись к новоизбранному папе, чтобы обнять его и заверить в верности и преданности. Потом Лукчези препроводили в красную палату, известную как
Кардинал Марко Бриндизи, глава сторонников жесткой линии, в частном разговоре окрестил его папой Случайным I.
Ватиканисты единодушно заявили, что ничего другого от разделенного конклава ожидать и не стоило. Пьетро Лукчези был компромиссной фигурой. Выданный новому папе мандат не давал ему права предпринимать далеко идущие инициативы. Битва за душу и сердце церкви, утверждали специалисты, отложена на будущее.
Но католические реакционеры отнеслись к избранию Лукчези без подобного благодушия. Воинственному крылу новый папа напоминал другого венецианца, неуклюжего Ронкалли, виновника всех бед, случившихся на Втором Ватиканском соборе.
После вынесения конклавом решения прошло всего несколько часов, а на веб-сайтах сторонников твердой линии уже появились грозные предупреждения и мрачные предсказания в отношении того, что принесет ближайшее будущее. Публичные заявления и проповеди Лукчези подверглись самому тщательному изучению на предмет обнаружения в них свидетельств неортодоксальности. Результаты изысканий пришлись не по вкусу реакционерам. Лукчези представляет собой проблему – таков был их вывод. За новым папой нужен глаз да глаз. Строгий контроль. Руководству курии должно позаботиться о том, чтобы венецианец не попытался выйти за рамки отведенной ему роли: быть папой-смотрителем.
Сам же Лукчези полагал, что перед церковью стоит слишком много проблем, чтобы впустую растрачивать отведенное ему время. Церковь, доставшаяся ему в наследство от Поляка, пребывала в глубоком кризисе. Ситуация, сложившаяся в Западной Европе, эпицентре католицизма, была столь опасной, что состоявшийся незадолго до конклава синод епископов пришел к неутешительному выводу: европейцы живут так, будто Христа никогда и не было. Детей крестят все меньше, венчаются в церкви все реже, а число священников сократилось настолько, что половина приходов в Западной Европе вот-вот останутся беспризорными.
Чтобы увидеть беды церкви, Лукчези достаточно было посмотреть, как обстоят дела в его собственной епархии. Семьдесят процентов из двух с половиной миллионов римских католиков с одобрением относились к разводу, контролю за рождаемостью и добрачному сексу. Менее десяти процентов регулярно посещали церковную службу. Во Франции – так называемой старшей дочери церкви – статистика выглядела еще хуже. В Северной Америке большинство католиков, не удосужившись даже прочитать папские энциклики, уже подвергали их осмеянию, и только треть их посещала службу. Семьдесят процентов всех католиков жили в странах «третьего мира», но большинство их видели священников лишь от случая к случаю. В одной только Бразилии шестьсот тысяч человек ежегодно покидали католическую церковь, чтобы присоединиться к евангелическим протестантам.
Лукчези хотел остановить кровотечение, пока еще не поздно. Он страстно желал, чтобы его возлюбленная церковь играла более значимую роль в жизни своих приверженцев, чтобы католическая паства была таковой не только формально. Но был еще один вопрос, постоянно занимавший его мысли, вопрос, не выходивший из головы с того самого момента, когда конклав избрал его папой. Почему? Почему выбор Святого Духа пал именно на него? В чем заключался тот особый дар, то неведомое знание, владение которым обусловило его приход к руководству церковью в данный исторический момент? Полагая, что знает ответ, Лукчези разработал рискованный план, который должен был до основания потрясти католическую церковь. В случае успешного гамбита задумка нового папы привела бы к революционизированию церкви; в случае неудачи ей грозила гибель.
Солнце соскользнуло за край облака, и порыв холодного мартовского ветра тронул кроны деревьев. Папа поплотнее укутался в мантию. Пройдя мимо Эфиопского колледжа, он свернул на узкую дорожку, которая привела его к серовато-коричневой стене в юго-западной части Ватикана. Папа остановился у подножия башни «Радио Ватикана», потом поднялся по каменным ступенькам и взобрался на парапет.