Исповедь зверя

Затем скандал. Полуночная ругань на повышенных и «приемлемых» для соседских ушей тонах. Псевдоистерика. Показной бой посуды.

Алиса, зависнув над клавиатурой, даже не пыталась играть пантомиму на происходящее. Ее длинные музыкальные пальцы переплелись с ее рыжими волосами. Отчаяние от происходящего.

–Кто он? – донеслось из кухни.

–Мужчина! – Гала подкрепила ответ неуместным смехом. – В отличие от некоторых. Он галантен, внимателен. Джентльмен! – Хлопок дна стакана о поверхность стола – испуг для Алисы. Как выстрел для отца. – Он не будет уговаривать прятаться свою любимую женщину в момент опасности, он сделает всё для неё!

Удар ладони отца по стене. Теперь его неуместный смех.

–Ну да! – Отец, вставая, уронил стул. – Он приоткроет дверь и пропустит даму к ступеням лестницы, ведущей к смерти!

–Ты ужасен …и смешон!

Алиса еще глубже запустила руки в волосы, закрывая при этом уши. Перед глазами качающиеся ветки за окном и диск желтой луны в почти черном, крапленном звездами небе.

*

Она бежала бегом. Утренняя весенняя свежесть бодрила. Ветер развевал ее волосы. Солнце играло бликами в отражениях стекол домов и машин.

Она не стала дожидаться мать – её вид был помят. Отец был свеж, решителен, немногословен. Но добираться с ним означало похоронить свое выступление в машине, смешав свои чувства с эмоциями, бурлящими в нем.

Алиса торопилась, укорачивая путь дворами и переулками и разговаривая вслух с Ним.

Он успокаивал, уверял, настраивая ее на успех. Он всегда с ней!

Но как-то оборвался диалог после пешеходного перехода в центре аллеи с цветущей акацией.

Незнакомец сидел на скамейке, элегантно покачивая ногой, заложенной поверх колена другой ноги, и улыбался утренним лучам солнца.

–Ты! – Решительность Алисы растворилась в момент ее погружения в черные глаза. Тяга к нему шла откуда-то из низа живота и сбитого дыхания.

–Да, Лиса, я.

–Не называй меня так! – Но ее злость растворялась, а бессилие от происходящего угнетало ее. –Что тебе от нас надо!?

–Немного, Лиса, немного… – Он улыбнулся, и дыхание ее сбилось окончательно.

–Что!?

–Частица тебя, девочка… – Он погасил улыбку. – И это неизбежно.

Алиса оторвалась от него и отступала в сторону лицея.

–Нет!

–Да! – Незнакомец пожал плечами, ухмыляясь. – Сегодня ты сама всё поймешь.

Она бежала. Рюкзак больно бил по спине. Она уже не слушала вновь появившийся спасительный голос.

*

Зал полон. Праздник на лицах взрослых и детей. Круги зажжённых свечей под потолком.

Последнее выступление. Объявление рапсодии, импровизированное выпускницей лицея. Предварительные аплодисменты.

Появление Алисы вызывает ропот. Несколько глубоких вздохов частично снимают волнение и дрожь в ногах. Рояль. Ноты.

Кивок извиняющейся матери, садящейся в первый ряд. Ее вид рождает вздох разочарования Алисы.

Первый аккорд снимает напряжение с нее самой и ожидание с лиц собравшейся публики.

Но на нем музыка прекращается, не успев начаться. Смятение. Непонимание. Алиса жестом извиняется. И начинает снова.

Аккорд. Остановка. Страх. Она ищет спасение в глазах матери. В них жалобное подбадривание.

Еще попытка. Снова остановка. Шепот появившегося руководителя. Взгляд на мать. Та отвлеченно смотрит в начало ряда. Незнакомец! Он смотрит в глаза Алисы, улыбаясь.

Алиса, мотая головой и отталкивая Ростислава Юрьевича, начинает снова. Музыка вновь замирает. Ропот зала перерастает в легкий гул. Ладонь у рта матери. Кивок с закрытыми глазами незнакомца – словно разрешение.

Алиса буквально вонзила пальцы в клавиатуру. Музыка перекрыла недовольство публики.

Сама она поднялась куда-то в небо, паря над парком, над его деревьями, скользя в порывах ветра, улыбаясь лучам солнца, обогнав поющих птиц, поморщилась шороху гравия под ногами знакомого ей образа, идущего по парковой дорожке. Она летела дальше, к ручью, бок о бок с ярко-зеленой бабочкой, журчащему и манящему, не обращая внимания на несколько хлопков внизу. Ручей…

Она закончила, взрывая овациями зал. Снисходительность на лице незнакомца. Опускающая телефон рука матери и ее заплаканные глаза.

Алиса все поняла сама. Она беззвучно произнесла:

–Папа…

Мать, опуская глаза, закрыла лицо руками.

Хлопот крыльев заглушает рукоплескание публики. Он улетел навсегда?

***

–Как ты? – Матвей почти беззвучно опустился в не просохший после дождя мох.

–Нормально… – Константин выдохнул, не отрываясь от бинокля ночного виденья. – Ты чего гремишь?

–Холодно в этой банке консервной… – Матвей сунул в руку товарища шоколадный батончик.

–Ребята как? – Константин пережевывал вязкую субстанцию с протеиновым привкусом.

–Мерзнут. У тебя что?

–Тихо… – Константин на секунду прекратил жевать. – Но, думаю, скоро согреемся.

Их шепот слегка звенел в морозно-вакуумной полуночной тишине лесной зоны. В особняке напротив горели ночные лампы за стеклами верхнего этажа и тусклые шары на газоне по периметру территории. За забором темнели «квадраты» машин хозяина дома.

–Может, и не будет ничего сегодня, а, Кость? – Матвей подул на пальцы, торчащие из «раструбов» кожи специальных перчаток.