Сомнений не было, что перед фестивалем не оставят «без внимания» и нас, карманников. В «образцовом коммунистическом городе» нам, конечно, было не место (хотя до «образцового» в то время, как и теперь, Москва так и не дотянула). Понимал, что при таком скоплении милиции нам, карманникам, «работать» вдвойне, даже втройне опасно. И подумывал было завязать, воспользоваться предложением Кобзева, хотя бы на время. Но, как на грех, слишком уж мне везло в «работе». Решил, что начнется фестиваль, вот тогда и брошу. А когда попался с поличным, оставалось уже кусать локти. Приписали на этот раз грабеж и дали двадцатник. Больше всего жалел не себя, а Нину, с которой расставался надолго, если не навсегда.
Не в коня корм
Перебираю в памяти годы, проведенные в зоне, после того, как меня осудили в очередной раз. Три события особенно запомнились — в серую и беспросветную зековскую жизнь внесли они что-то долгожданно-радостное. Первое — когда мне за соблюдение режима и добросовестный труд скостили срок с двадцати до пятнадцати лет. Запомнилось и другое событие, когда часть заключенных, в том числе и меня, перевели в колонию-поселение. Вот было радости. Нет теперь никакого конвоя, деньги, что заработал, выдают на руки — покупай в магазине, что хочешь. Можешь носить «вольную» одежду. Если хочешь, можешь обзавестись семьей. Хорошую все же придумали вещь — эти колонии-поселения.
Но особенно памятным стал для меня один из октябрьских дней семидесятого года. Из поселения Дальнего, в котором я жил и валил лес, вызвал меня начальник спецчасти — в Тынду, где размещалась администрация. Чего только не передумаешь, когда поступает такой вызов и ты на попутке отправляешься колдыбачить пятнадцать верст по разбитой дороге.
Захожу в спецчасть. Начальник вручает мне распечатанный конверт:
— Пляши. Только не забудь расписаться в получении.
Дрожащими руками разворачиваю сложенный вдвое лист. Бумага вощеная, плотная. В левом углу — герб и надпись: Президиум Верховного Совета. Начинаю читать — и не верю своим глазам. Помиловали! Несколько месяцев ходило по каким-то инстанциям мое письмо. И вот, наконец…
Радостный выбегаю от начальника. После долгих тринадцати лет заключения — свобода. Самое время теперь подумать, куда поеду.
На этот раз я сознательно не рассказываю подробно о годах, проведенных в зоне. Потому что к тому, о чем писал раньше, немногое можно добавить. Упомяну разве лишь о том, что жить по своим «законам» ворам было намного трудней, чем прежде. Начальство следило за тем, чтобы они не скапливались в одном лагере (по новому — ИТУ, или колонии), за «общаки», карты и все прочее строго наказывали. Надзирателей, как и «оперов», стало больше, режим ужесточился, и нас, воров, крепко поприжали. Хотя нельзя сказать, что это ужесточение заставило тех, кто жил в зоне, отречься от воровской «идеи». Таких «отказников» насчитывались единицы. Остальные же притаились до поры до времени.
Рядом с поселком, где я жил, была зона особого режима. Зеков, одетых в полосатые робы, выводили на валку леса, где трудились и поселенцы, либо на строительство узкоколейки. Случайно узнал, что здесь, среди «особистов», находится и Хитрый Попик. Осудили его, между прочим, не за «карман», а за валюту — по 88-й статье УК. (Вот тебе, думаю, и неграмотный Володя: стал разбираться и в долларах, и в фунтах стерлингов, да плохо, видать «фарцу» усвоил.) Помогал я ему, чем мог: то чайку передашь, то что-нибудь из съестного. Обычно через одного из конвойных, которого тоже «угощал» чаем.
Были в особой зоне и еще два-три вора, из москвичей, о них я на воле слышал. Одному из них по кличке «Нос» обещали скинуть срок с четвертака до пятнашки при условии, если он даст подписку, что отказывается от воровской «идеи». Но парень наотрез: вор я, и точка. Выходит, не так просто выбить из нас, воров, принципы, на которых воспитала «братва», — подумал я. — Не умерла «идея» и, видно, долго еще ей жить. Просто на какое-то время ушла в подполье, заставив своих приверженцев приспособиться к суровым условиям. Но, ей Богу, она еще о себе заявит. Так что «лягавые» рано победу празднуют. Так, собственно, оно потом и случилось. «Воры в законе» в конце концов вернули свое, да с лихвой. Поработали тут в основном «новые», такие, как Сизый, — этого не могу отрицать, хотя не приемлю их и считаю отступниками.
Куда же мне все-таки податься после освобождения? В Москву и Московскую область с моим «багажом» путь заказан, — это яснее ясного. А что если мотануть в Краснодарский край? Очень звал туда один кореш, Володя, с которым мы почти десять лет вместе «баланду» кушали. Освободился он год назад, но обо мне не забыл, добрые письма пишет. У его отца в станице просторный дом, сад с виноградником. Сам Володя работает в Сельхозтехнике. Успел жениться, недавно родилась у него дочка. Надумал: поеду к нему.