Исповедь «вора в законе»

Бывает ли в такие минуты чувство страха? Иногда, очень редко, но бывает. Обычно в тот момент, когда «покупаешь» деньги. Или когда потерпевший «поведется» — заметит, что его хотят обокрасть. Тут на какое-то мгновение сердце уходит в пятки. Главное, чтобы «жертва» не наделала шума. Тогда люди обратят внимание, тебя обступят, вызовут милицию.

В таких случаях главное — вовремя надавить «жертве» на психику. Намеками дать понять, что ты не один, а группы люди боятся. И в это время умело и тонко разыграть свое возмущение: «За кого вы меня принимаете, гражданка! Вам просто померещилось…»

Такой прием редко дает осечку. Но даже если все обошлось благополучно, мы сразу стараемся уйти, переехать в другой район. На всякий случай.

Хитрый Попик вообще очень осторожен, иной раз даже слишком. Но это всегда его спасает (наверно, и Бог вдобавок). Вот и сейчас, после удачи на Бауманской, по его настоянию, меняем район. Приехав на новое место, заходим опять в пивную, утолить жажду. Мы с Геной к кружке пива добавляем по сто граммов, Попик берет только пиво с бутербродом. Выпили, отдохнули малость. На улице огляделись — «конторы» вроде не видно. У опять за «работу».

В универмаге Хитрый примечает полную женщину с ридикюлем под мышкой, которая стоит в очереди возле прилавка.

«Мыло»! — тихо говорит он, обращаясь ко мне.

Я незаметно протягиваю ему безопасную бритву. Он пристраивается к женщине. На этот раз прикрываем мы с Геной.

Надо было видеть, как работает Хитрый! Лицо спокойное, деловое. «Пишет» осторожно, будто ювелирный мастер огранивает алмаз. Поднять глаза, тем более оглянуться, он просто не в состоянии — нужна полная сосредоточенность. Ясное дело, без заслона ему в таких случаях не обойтись. Но и мы знаем свое дело.

На этот раз ридикюль, который женщина прижимала рукой к себе, Хитрый начал «писать» с торца. Проходит несколько секунд, я, будто невзначай, протягиваю руку. И чувствую в своей ладони что-то твердое. «Скорее всего, коробочка для драгоценностей», — мелькает мысль.

Благополучно выбираемся из магазина — конечно, порознь, сворачиваем за угол. Миновав несколько домов, заходим в подъезд. Сгорая от нетерпения, открываем коробочку. А в ней не часы и даже не брошь, — золотой крестик с изображением Иисуса Христа, выполненный из драгоценных камней. Воистину легкая рука у Хитрого Попика.

— Время обедать, — подсказывает Гена, взглянув на часы. — Скоро три.

Берем такси и, довольные своей удачей, едем в кафе на Сретенку.

В этом кафе нас знают все официантки. И встречают, как самых дорогих клиентов. Когда наступают часы обеда, в небольшие разгороженные на кабинеты залы открыт доступ только для воров и прочих жуликов. Здесь — воровской мир, где все друг друга знают и свободно можно говорить о своих делах. Роза, удобно устроившись за столиком в углу, меня уже поджидала. Рядом с ней была Аня. Закуску уже подали — столичный салат, возвышавшийся горкой над тарелкой, грибки маринованные. Рядом с моим прибором — отпотевший со льда графинчик водки.

— А мы уже здесь, дорогой, — улыбнулась Роза, словно обожгла бездонными, с поволокой, глазами.

— Извини, пришлось задержаться на «работе»…

— Нет, вы только посмотрите, как-а-я пара, — вперив в меня пронзительный взгляд, будто первый раз видит, громко прогоготала сидевшая за соседним столиком грудастая рыжеволосая деваха. Ну и дает, однако, Нина Вакула.

— Ты что, опять за свое, — стукнул по столу ребром ладони ее сосед. — Постыдилась бы глаза-то пялить на молодых. Ну погоди, Нинка, дома я с тобой поговорю.

— Подумаешь, гроза да к ночи. Мое дело, на кого смотрю. Вот возьму и отобью у Розочки ее возлюбленного, что тогда скажешь?

Сидевшие рядом заулыбались Нинкиной шутке, однако сделали вид, что это их не касается. Все знали: карманник с Бауманской Женька Чох, сожитель Вакулы, с которым она вместе «работает», может приревновать ее аж к телеграфному столбу. Она же — что опять-таки знали многие — его не любит и иной раз не прочь поиздеваться.

Еще за одним столиком сидят Дунай с Галой, соседкой и ровесницей Розы. Она, в отличие от большинства собравшихся, не ворует, а только сожительствует с вором. Дунай же «трудится» на «отвертке» — на вокзалах крадет чемоданы, сумочки, порты.

А вот появился в дверях Витя Шанхай, и не один. С ним — уважаемый всеми ворами «ветеран» Володя Золотой. Ему тридцать пять, хотя брюшко, на котором едва сходится ремень, и залысины, рассекающие черные, как смоль, кучерявые волосы, делают его гораздо старше и как бы солиднее. Еще одна характерная его примета — полный рот золотых зубов (отсюда и кличка).

Золотой — чистокровный еврей, и этого не скрывает. Очень любит свой национальный танец «семь сорок» и при случае всегда его заказывает.