Исповедь царя Бориса

— У меня есть в машине полотенце, — с неприкрытым интересом разглядывая покрытую каплями воды стройную девичью фигурку в открытом пёстром купальнике, сказал Петров.

— Спасибо, не надо, — отрицательно мазнула тёмными от влаги концами коротких светлых волос по мокрыми плечам Галина. — Пусть солнце поработает, да и мне не так жарко будет.

— Ну что ж, — подал ей стаканчик Петров. — Тогда поднимем, как поётся, бокалы и содвинем их разом!

— И где ж ты её взял? — указал на новую бутылку вина Мыльников. — Говорил, что у тебя в машине только одна.

— Джентльменский энзе, — косясь на Галина, ответил Петров и с треском вскрыл обёртку большой плитки шоколада. — Прошу вас, Галочка!

Та, благосклонно улыбнувшись, отломила коричневый квадратик.

— О чём вы тут спорили, пока я купалась?

— Мы? Спорили? — деланно удивился Мыльников. — Просто ваш папа рассказывал нам о своём нелёгком детстве.

— Правда? — повернулась к Лидину Галина. — А мне ты никогда ничего о себе не рассказываешь. Как жаль, что я всё пропустила!

— Не волнуйтесь, — заговорщически шепнул ей Денис, кивнув на свою видеокамеру, якобы небрежно лежащую на капоте машины. — Я пришлю вам на е-мэйл запись, если хотите.

— Конечно, хочу, — так же вполголоса ответила Галина. — Пишите адрес.

Денис вынул из кармана рубашки сотовый.

— Бумажка может затеряться, а телефон всегда со мной, — пояснил он удивлённой Галина.

— О чём это вы тут шепчетесь? — ревниво поинтересовался у них Петров.

— Да вот, показываю Наталье фотки с фестиваля, — не растерялся Денис. — Я и на телефон снимал. — Так за что пьём?

— За наше счастливое детство! — провозгласил Мыльников. — Ибо детство всегда счастливое, что мы начинаем понимать только в старости.

— Это — камень в мой огород? — поинтересовался Лидин.

— Нет, это я так, безадресно, — усмехнулся Мыльников. — Вообще. Но вы продолжайте свой рассказ. Интересно, к чему вы ведёте.

— Ладно, — хмуро промолвил Лидин. — Слушайте.

Так вот, однажды, когда по радио не было спектакля и сидеть в темноте у радиолы не было причины, я зачем-то полез в кладовку и обнаружил там книги. Нет, они всегда лежали там стопками на одной из полок, но ранее я просто не обращал на них внимание. Я вытащил их и стал рассматривать. Как сейчас помню, это были романы Эмиля Золя, Льва Толстого, Стендаля, Жюля Верна, Александра Казанцева, Ивана Ефремова, пятитомник Сервантеса, толстенный двухтомник французских новелл, десятитомник Алексея Толстого, несколько книжек о войне, сборники стихов, словом — небольшая домашняя библиотека. Интересный набор, не правда ли?

— Да, — кивнул Мыльников. — И что?

— А то, что они раз и навсегда определили мой литературный вкус. — Вызывающе вздёрнул подбородок Лидин.

Мыльников хмыкнул, но ничего не сказал.

— Начал я, конечно, с фантастики, — продолжил Лидин. — Жюль Верн, Казанцев, Ефремов, Толстой…

— Причём здесь Толстой? — удивился Мыльников.

— Вы никогда не читали «Аэлиту» и «Гиперболоид инженера Гарина»? — ехидно поинтересовался Лидин.

— Ах, это! — отмахнулся Мыльников. — Не эти тексты определяют значение Толстого как русского писателя.

— И кто же это решил? — набычился Лидин.

— Ну, батенька, — снисходительно усмехнулся Мыльников. — Положите на одну чашу весов реальную прозу Толстого, а на другую эти его фантастические шалости, и посмотрите, что перевесит. Результат будет очевиден.

— Вы что, серьёзно? — поразился Лидин. — По-вашему, количество всегда побеждает качество?

— Да, Иваныч, — вмешался Петров. — Ну ты и выдал пёрл!

— Есть такой закон Старджона: девяносто процентов всего — дерьмо! — засмеялся Лидин.

— Вы меня неправильно поняли, — заюлил Мыльников. — Конечно, не всё, что написал Толстой — шедевр, глупо с этим спорить. Я просто хотел сказать, что реальной прозы у него написано гораздо больше, чем фантастики, а это значит, что он отдавал предпочтение именно ей. А фантастика — это так, несерьёзно.

— Несерьёзно? — возмутился Лидин. — Вы всё равно судите по количеству, а это неверный подход.

— Неужели? — начал злиться Мыльников. — Даже если взять только общеизвестные шедевры Толстого: роман «Пётр Первый» и трилогию «Хождение по мукам», то они кроют «Аэлиту» с «Гиперболоидом», как бык овцу.

— Полегче, Иваныч, — укоризненно сказал Петров. — Выбирай выражения, здесь дама.

— Извините, — галантно склонил голову в сторону Галины Мыльников. — Это была просто цитата.

— И всё же нельзя судить по количеству, — упрямо гнул свою линию Лидин. — Многие классики пытались писать фантастику, но далеко не у всех это получалось. Это вовсе не так легко, как вам кажется, Эдгар Иванович. Вы сами-то пробовали?

— Вот ещё! — презрительно фыркнул Мыльников. — Ваше утверждение абсурдно.

— Ну почему же, — неожиданно подал голос Минаев, до этого старавшийся не вмешиваться в спор. — У первого Алексея Толстого, того, которого мы знаем в основном по роману «Князь Серебряный», есть увлекательнейшие рассказы про вампиров. Валерий Брюсов написал несколько фантастических рассказов и повестей. Можно ещё вспомнить Михаила Булгакова…