— Очень, — ответил Гуров. — Пойдем вниз, перекусим, ляжем отдыхать, нам вечером надо быть в форме.
Они выпили по кружке куриного бульона, который приготовили из кубиков; доедали тушенку с зеленым горошком, когда Дитер не выдержал и спросил:
— Доктор, тебе не понравился встретивший нас инспектор?
— Отчего же? — Гуров пожал плечами. — Вполне грамотный, мыслящий оперативник.
— Тогда почему я должен скрывать, что хорошо говорю по-русски?
— Меня приглашали в академию преподавать, кафедру обещали — отказался. Какой я педагог, когда, услышав глупый вопрос, еле удерживаю руку, чтобы не дать тарелкой по твоей немецкой башке? На оперативной работе, особенно в боевой ситуации, человек должен знать только необходимое. Скажем, ну зачем капитану знать, что ты прекрасно говоришь по-русски, когда по нашей легенде ты еле можешь объясниться?
— Ну, если он наш коллега, честный человек? — Дитер развел руками.
— Хорошо, убирай со стола, мой посуду. Я тебе объясню, но больше ты мне дурацких вопросов не задавай.
— Согласен, — Дитер складывал тарелки в мойку, — если твои объяснения, доктор, меня удовлетворят. Как я заметил, ты любишь выражение «это вряд ли».
— Ну что ты тыркаешься попусту? Нет здесь ни моющего порошка, ни мочалки, оторви от вафельного полотенца кусок да мой в свое удовольствие, — сказал, улыбаясь, Гуров, закурил и заговорил легко и быстро, словно не сочинял историю на ходу, а знал давно: — У опера Василия есть жена Маша. Душевная она женщина, живут супруги дружно, но Василий опер уже тертый и дома о работе не распространяется. Маша, хоть ей и любопытно, мужа никогда не расспрашивает, понимает. Жене главное, чтобы мужик был жив, здоров и лишнего не пил. А по праздникам сам бог велел. Идеальная пара, верно?
— Хорошая немецкая семья, — ответил Дитер.
— Тарелки надо мыть с двух сторон, — заметил сыщик и продолжал: — Василий нас встретил, привез сюда, доложил генералу, приехал домой обедать. Маша ему привычные новости рассказывает, как цены в космос улетели, а у младшенького зуб режется. Наш опер парень железный, о работе ни гугу, так ведь не каждый день по секретному приказу генерала встречаешь прилетевших из Москвы иностранца и полковника. И рассказывать нельзя, и поделиться не с кем, а распирает до ужаса. — Гуров надул щеки и шумно выдохнул. — Ну ничего сказать нельзя, но о постороннем обмолвиться можно. И вот Василий, закуривая послеобеденную, так, между прочим… «Маруся, я сегодня с одним немцем столкнулся случайно. Не поверишь, но этот немчура шпарит по-русски лучше нас с тобой». — «Не может такого быть! Они все с акцентом». — «Могет, могет», — отвечает Василий и торопится на работу.
Гуров интригующе помолчал, наблюдал, как Дитер вытирает посуду, почему-то представилось, что немец моет тарелки в ведре и холодной водой, даже на душе потеплело.
— Что замолчал, доктор? — спросил Дитер. — Я согласен, такое могло случиться.
— А дальше проще, чем таблица умножения. Муж из двери, соседка в дверь. Соседку эту уже давно неприятель подвербовал. В провинциальном городе старшего опера серьезные люди без пригляду оставят? Да никогда! Завертелись бабьи разговоры: «Как твой? Серьезный мужик, повезло, уважаю». Марусе приятно, но о муже совершенно нечего сказать, тут она и выкладывает, мол, вот, оказывается, какие немцы встречаются. Дальше рассказывать, как мы с тобой с нашей легендой смотримся, или ты сам додумаешь?
Дитер выронил тарелку, но успел подхватить, смотрел ошарашенно.
— Ликбез окончен, пошли отдыхать, герр инспектор криминальной полиции. — Сыщик погасил сигарету и пошел на второй этаж.
Самое короткое и распространенное слово в социалистическом обществе и в нашем сегодняшнем, которому название еще не придумали, слово «нет». И за мутным стеклом двери ресторана «Алмаз» висела табличка: «Мест нет».
Гуров передумал, капитана Михеева отпустил, подъехал в центр на «Волге», рассудив, что если ими заинтересуются, то быстренько установят, где остановились столь неожиданные гости, и нечего наводить тень на плетень. Даже лучше, если авторитеты сразу узнают, что гостей приняли на дачах, выделили «Волгу». Сделают вывод — прибывшие крепкого разлива, не прикидываются убогими, лица не скрывают. «Завтра же, — рассуждал Гуров, — противник перетряхнет своих осведомителей в УВД, начнется популярная игра «Что? Где? Когда?», ответа не получат. Тогда верховный начнет косить на службу безопасности, там утечка поменьше, однако есть, а ответа — нет. Остается пустяк: необходимо привлечь к себе внимание». Полковник давно понял, что в криминальной среде уважают силу и наглость, тонкая игра не в чести.
Русский и немец прошли мимо дверей ресторана, разглядывая припаркованные у тротуара машины — два «жигуленка», «Волга», заляпанная грязью до неузнаваемости иномарка, — развернулись, подошли к дверям.
— Извини, напоминаю, ты страхуешь меня сзади, молчишь, — сказал Гуров.
— Понял, — ответил Дитер.