Спикера увели, точнее, вынесли из зала. Каждый рвался к микрофону, а кто не мог приблизиться, кричал с места. Через некоторое время удалось установить относительную тишину. На трибуне, в наполеоновской позе, заложив руку за борт пиджака, стоял Семен Вульфович Бесковитый. Он смотрел на коллег сверху, губы кривила усмешка, покрывая утихающий гомон, закричал:
— А что я вам говорил? Дайте мне сформировать правительство, и через два дня в России будет порядок!
«Авантюрист, фанфарон, но не дурак, — глядя на экран, рассуждал Бланк, — на трибуне оказался вовремя. Эх, если бы там лежал не продажный гэбист, а мадам… Сейчас бы мы имели варенье — абрикосовое, с косточкой. Чеченец в обморок упал в самый раз. А может, играет? Наплевать! Все едино!»
Бесковитый заговорил о великой державе, о танках от моря до моря. Причем западной точкой, судя по всему, имел Ла-Манш. Оторванный от микрофона, ведомый по проходу, Бесковитый продолжал кричать и размахивать руками. Даже на лицах умных и порядочных депутатов — а в зале присутствовали и такие, и в изрядном количестве, — появилась озабоченность.
Через некоторое время решили заседание прервать до завтра, на утреннее заседание пригласить руководство силовых министерств, писак заставить молчать. Кто-то возразил, что заставить нельзя, следует попросить, умника запинали, оттолкнули в сторону.
Профессор наблюдал, как журналисты бросаются к выходившим из зала депутатам, и думал, что совсем не зря он, Генка Бланк, заварил такую кашу и не напрасно мучился два с лишним часа в парикмахерской, — такое зрелище согревало душу. Он поднялся, не торопясь, подошел к двум молодым ребятам, которые тыкали микрофонами в Сережку. Тот раскраснелся, говорил сдержанно, с паузами, однако рубил воздух ладонью. Бланк смотрел на друга детства без зависти, скорее с презрением, и думал: что бы сейчас произошло, узнай присутствующие, кто именно способен ответить на все вопросы? Он услышал рядом английскую речь, повернулся — молодая, симпатичная девушка протягивала ему микрофон, обращалась на английском. Язык он не знал, понимал с пятого на десятое, однако внимательно и с удовольствием выслушал красотку и ответил:
— Спасибо за внимание, мне проще говорить по-русски. — Бланк начал слегка увечить родной язык. — Я не могу ответить на ваш вопрос, считаю, вы должны решить его самостоятельно.
— Простите, как ваше имя, из какой вы страны, какую газету представляете?
— Я из России и представляю сам себя. — Бланк увидел нацеленный фотоаппарат, поднял руку, поправил волосы, проклиная себя, что вылез из кресла и начал беседовать с журналисткой.
— Понимаю, вы из Прибалтики, — быстро говорила журналистка. — Нашему читателю интересно мнение человека, который представляет сам себя. Вы не возражаете, если мы напечатаем ваше фото и напишем: вот человек, который пожелал остаться неизвестным?..
Бланка спас парень-фотограф, который дернул девицу за рукав, крикнул:
— Быстрее! Здесь госсекретарь! — и побежал через зал.
Бланк промокнул лоб носовым платком, поднял глаза и увидел стоявшего рядом Сергея. У него был такой вид, словно он встретился с инопланетянином.
— Ты? — Сабурин оглянулся и тоже вытер пот. — Конечно, тебя не узнать, однако ты с ума сошел…
— Это почему? — Бланк уже взял себя в руки, беспечно пожал плечами: — Приятель, ты его не знаешь, сделал мне пропуск. Я решил взглянуть, чем вы тут занимаетесь. Кстати, очень интересно. Конечно, вы стоите нам огромных денег, — издевательским тоном продолжал Бланк. — Но отрабатываете их честно, ваше шоу высокого мирового класса.
— Геннадий, ты понимаешь, что натворил? — Губы у Сабурина прыгали, он, словно пьяный, с трудом справлялся с артикуляцией.
— Я? — Бланк взглянул недоуменно. — При чем тут я? — Он посмотрел на друга внимательно, казалось, Бланк только сейчас понял, какой страшный смысл вкладывал Сабурин в свой вопрос. — Ты умом двинулся, Серега? Ты что же, связываешь меня со всей этой кровавой кутерьмой, происходящей вокруг спикера?
— Но ты говорил, дал мне понять…
— Что я говорил? — Бланк так вошел в роль, что схватил друга за лацкан пиджака, спохватился, лишь огладил и криво усмехнулся: — Тебе морду надо набить, чтобы в мозгах прояснилось. Я аналитик, а не убийца. Я считал, что фюрер Бесковитый имеет шансы на выборах, потому как русский человек любит самодержцев. У нас в генах царь. Поляк он, немец, грузин, придурок, сын юриста, — главное, чтобы был царь и порядок. Сегодня он называется «президент». Нынешнему президенту ты даром не нужен, спикеру ты не ко двору, потому я и сказал — приблизься к Вульфовичу. А какие ты, недоумок, выводы сделал, дело твое, сугубо личное.