Исповедь сыщика [сборник]

Юрий Савиков, который должен был ликвидировать сыщика Гурова, сидел в кабинете напротив несостоявшейся жертвы. Савиков привык к допросам и сидел, привычно ссутулившись, свесив руки между колен, и тупо смотрел в пол. Это была первая беседа убийцы и жертвы. Уголовник встречи ждал и откровенно побаивался. Он, битый, катаный и ломаный, прекрасно понимал, что и прокурорский, и милицейский, которые его мурыжили пустыми вопросами вчера, — лишь мягкий предбанничек. Вот когда за него возьмется сам Гуров, тогда начнется парная, лишь тогда выяснится, на какой он, Юрка Савиков, полке и что его ждет на самом деле.

Он извелся ожидая. Наконец вызвали, привели в кабинет, сняли наручники, и конвойный вышел.

Спокойный голос: «Здравствуйте, присаживайтесь, как себя чувствуете?» — Савиков пропустил мимо, как майский ветерок. Эти приемчики для фраеров. Давай, волкодав, берись за дело, посмотрим, что ты на руках имеешь.

— А что вы пол изучаете, Юрий, там ничего интересного нет, — сказал Гуров, выходя из-за стола, и занял любимую позицию у подоконника. — Или вам неловко смотреть в лицо человеку, которого взялись убить? Так не стесняйтесь, я таких перевидал и зла на вас не держу.

— Кого убить? — Савиков поднял голову, попытался изобразить удивление. — Не надо, начальник… Машину купил, чуял, что краденая, а мокрого не надо.

— Юра, можно на «ты» перейду? Не обидно?

— Валяйте, все едино.

— Что разрешил, спасибо, а что все едино — так глупости. — Гуров прошелся по кабинету. — Значит, такие дела, Юрий. Мне необходим человек, который дал тебе ручку с отравой и машину. И ты мне этого человека отдашь.

— Даже разговора не пойму, начальник. Я в камерах и зоне о вас наслышался, что самого высшего полета опер. А вы простой гоп-стопник! Неловко даже, — Савиков развел руками и осклабился, на изможденном лице наркомана сверкнули великолепные зубы голливудской кинозвезды. — Какая-то отрава! Да я при таком раскладе вообще больше ни одного слова не скажу.

— Ты мне этого человека отдашь, — бесстрастно продолжал Гуров, — так как положение у тебя безвыходное, а выход я тебе предложу неплохой. Ты, Юрий, чувствуешь себя нормально, соображаешь? Ты меня выслушай, потом отправишься в камеру, подумаешь, а к вечеру мы продолжим.

— И думать не стану, и разговору не будет, начальник!

— Значит, так, — Гуров вновь прошелся по кабинету, — сейчас на тебе лишь машина неизвестного происхождения — вес пустяковый. Отравленную авторучку тебе никто не предъявил. Однако она имеется, изъята с соблюдением всех юридических формальностей. На ней имеются твои пальчики, которые сняты, зафиксированы, оформлены. Ты заявишь, что ручка лежала в бардачке, ты ее взял и не знал, что она является смертельным оружием. Так? Прекрасно! Теперь внимание! — Гуров остановился у окна, помолчал, давая возможность преступнику сосредоточиться. — Я твое детское вранье записываю, затем приглашаю понятых и сажаю их вот на эти стульчики. Взгляни на стульчики, дурачок!

Савиков невольно посмотрел на стоявшие вдоль стены стулья.

— Я зачитываю понятым твои показания и говорю примерно так… — Гуров почесал в затылке, изобразил задумчивость. — Прошу вас, гражданин Савиков, протяните руку, а я распишусь на вашей ладони ручкой, которая была у вас изъята.

Савиков качнулся, чуть не упал со стула.

— Пойдешь на смерть, Юра? Не пойдешь! Откажешься! Я твой отказ зафиксирую, понятые бумагу подпишут, ручка со всеми документами будет приобщена к делу. И у тебя, Савиков, покушение на убийство с заранее обдуманным намерением. И по суду червонец особого режима как мечта. Ну до данного места мы добрались. У тебя по первой части возражений нет? Чего ты молчишь, икаешь, отвечай! Если есть, я готов тебя выслушать. Молчишь? Значит, возражений нет. — Гуров взял стоявший на подоконнике термос, налил в стакан крепчайшего, очень сладкого чая, сунул в безвольные руки Савикова. — Слушай, Юрка, а может, я не гоп-стопник и люди в зоне не зря обо мне трепались?

— Змей ты, — прошептал Савиков, отпил горячего чая.