Спикер опустил уголки тонких, плотно сжатых губ, взгляд его метнулся, уперся на мгновение в лицо сыщика, с высот спустился на землю. Гуров молча кивнул, хотел сказать, мол, лучше поздно, чем никогда, промолчал.
— Что же мне теперь прикажете делать, как жить? — спросил спикер, стараясь придать голосу иронические нотки.
— Принять версию самоубийства, преступников мы не обманем, они не поверят, но журналистов успокоим. Оказался в личной охране психически неуравновешенный человек, печально, но ничего не поделаешь, — ответил Гуров. — Работайте, решайте свои проблемы, все как обычно.
Гораев перестал изображать роль высокого государственного деятеля, носовым платком вытер лицо, шумно высморкался:
— Я вроде как подсадная утка?
— Вы человек, попавший в беду, — сдерживая раздражение, ответил Гуров. — Остается решить еще один вопрос. Почему, когда печальная история вроде бы закончилась, сотрудник уголовного розыска не уезжает из вашего имения? Ответ: вас подобные мелочи не интересуют, любопытных просят обращаться к пресс-секретарю или кто у вас там имеется для переговоров с журналистами.
— Понимаю, — неуверенно произнес Гораев, так как давно разучился говорить правду. — Лев Иванович, как вы представляете, кто и с какой целью убивает вокруг меня людей? — В голосе спикера зазвучали простые человеческие нотки.
— Не знаю, Имран Русланович, — ответил Гуров. — Как это ни звучит пошло, но все тайное рано или поздно становится явным.
— Желательно раньше, если позже, то я, видимо, об этом не узнаю, — Гораев сумел улыбнуться. — А мне интересно, я ужасно любопытный.
Впервые сыщик взглянул на спикера с симпатией и искренне, что, кстати, Гурову в последние годы тоже было несвойственно, сказал:
— Пока я гадюшник, образовавшийся вокруг вас, не вычищу, я дело не брошу. Мы будем вынуждены время от времени беседовать. Давайте договоримся… — Гуров перехватил настороженный взгляд спикера, понял, что искренность в данном случае чувство инородное, запнулся и уже из упрямства продолжал: — Если вы хотите у меня что-либо узнать, приглашайте и задавайте вопрос. Мы сегодня около часа потратили на хождения по кругу. Имран Русланович, я знаю, что вы спикер парламента, только мне на это, извините, наплевать. Когда у человека чирей, человек просто снимает штаны и показывает врачу свою задницу, а не пудрит ему час мозги, объясняя, какую королевскую задницу сейчас врач увидит.
Лицо спикера порозовело, он скомкал носовой платок, вытер пот. Гуров, матерясь на свою несдержанность, встал.
— Спокойной ночи! — он кивнул и пошел к дверям.
— Вы хам! — выпалил ему вслед Гораев.
— Согласен, — бросил через плечо Гуров, — зато я умею вскрывать чирей, — и вышел.
…Как Гуров и ожидал, в парке прогуливался полковник Авдеев.
— Что происходит? — спросил он, подходя к Гурову.
— Жизнь, — ответил Гуров. — Ты где находился, когда это произошло?
— Меня уже допросили.
— Я только спрашиваю.
— Перекусывал, кофе пил, у меня чистое алиби, которое подтверждают три свидетеля. Такой ответ устраивает? — Авдеев смотрел вызывающе.
— Не кипятись, Николай, — миролюбиво сказал Гуров, взял Авдеева под руку, пошел по аллее. — Знаешь, стопроцентное алиби обычно имеют только преступники. Но тебя это не касается. Я знаю, ты не мог убить.
— Спасибо.
— Не за что, — Гуров подтолкнул Авдеева на скамью, сел сам, закурил. — Вот так, господин полковник, ходили втроем, остались лишь двое. Спрашивается, кто следующий? Ты или я?
— Ты несешь чушь. Ни ты, ни тем более я никому не мешаем.
— Илья, мне кажется, тоже не мешал, однако убили.
После паузы Авдеев сказал:
— Не хотел говорить, боялся, засмеешь. Самоубийство очевидное, а я не верю. Илья был честный парень, он не мог.
— А ты, Николай, честный? Ты постоянно врешь, и в малом и в большом, просто патология. Я понимаю, ты офицер, обязан выполнять приказы. У твоего начальства свои цели, ты лишь исполнитель, точнее — осведомитель. Ведь другого задания у тебя нет, верно? Ты обязан сообщать о всех событиях, разговорах, обо всем, что здесь услышишь, увидишь, не так ли? Николай, ты полковник, господин полковник, неужели тебе не стыдно?
— Стыдно? — переспросил Авдеев. — Я ничего плохого не делаю, — словно обиженный ребенок, оправдывался он и шмыгнул носом.
Гуров пытался превратить Авдеева в союзника, увидел, как он раскис, никуда не годится, довериться ему даже в малом — сплошное безумие.
— Тебе лучше отсюда уматывать, Николай. Симулируй болезнь, к примеру, приступ радикулита, ни один врач не разберет. — Гуров встал и зашагал по аллее к своей квартире.
Он набрал номер Орлова, коротко сообщил о происшедших событиях, своих выводах.
— Все? — недовольно спросил Орлов. — Мне уже звонили, предложили тебя отозвать. Но раз ты считаешь, что завтра во второй половине дня у тебя будут доказательства, то ты большой и умный, действуй по своему усмотрению, свяжись с Петровкой, Крячко ждет твоего звонка.
— Спокойной ночи, Петр. — Гуров разъединился, набрал номер Крячко, услышав ответ, шутливо доложил: — Здравия желаю, господин подполковник, я здесь и весь внимание.