Больше всего на этапе препродакшена пострадал мой тогдашний начальник, смелый человек. Он вез мне накладные груди (Вез. Мне. Накладные. Груди. Какая же интересная у меня была жизнь!) в чемодане, и на таможне в Шереметьево его остановили и попросили открыть багаж. Начальник, смелый человек, не покраснел, но и не смог объяснить происхождение накладных резиновых грудей в своем чемодане. Ему помог наш таможенник, простой хороший парень.
– Вы, наверное, в театре работаете… – подсказал он.
Начальник кивнул, а покраснел уже дома.
Вообще непонятно, зачем было так убиваться: резиновые груди все равно надевались под блузку. Но начальник ратовал за художественную достоверность, словно, и правда, работал в театре.
Наш русско-белорусский дуэт в коротких платьях и поцелуях произвел фурор. «Отвратительно!» – кричали члены жюри и единогласно присудили нам главный приз.
Корпоратив проходил в конференц-зале отеля. Под овации и проклятья я выбежал в холл, раскрасневшийся и возбужденный. Вот такими же раскрасневшимися выбегали барышни в кринолинах из бальной залы во времена Пушкина. Я запрыгнул в лифт, собираясь подняться к себе в номер, чтобы превратится из тыквы обратно в карету. И все было бы хорошо, и странный вечер в духе театра буфф для меня на том бы и закончился, если бы за мной в лифт не зашел другой постоялец.
Постоялец был сильно пьян. Его шатало. И, естественно, его потянуло на женщин…
Мужика не смутили ни:
1. Блузка от мамы;
2. Юбка когда-то в пол от бабушки;
3. Груди от начальника;
4. Лжелабутены от Черкизона;
5. Трехдневная щетина лично от меня.
Вдобавок, судя по его неузнаваемому речитативу, постоялец был местным, поэтому он не понимал ни слова из того, что я с перепугу пытался объяснить ему на русском, бегая от него по лифту. Голос-то я благополучно сорвал на выступлении, отчего попискивал фальцетом.
Ума не приложу, как бедные женщины со всем этим справляются. Я не нашел ничего лучше, как разорвать на себе блузку, чтобы продемонстрировать ему резиновость своих грудей. Португалец едва не упал в обморок, так ему и надо.
Уверен, от инфаркта его спасло только одно: что со мной в лифте не было белоруса.
5. Лучшее в жизни
Как-то раз я наблюдал мужской кризис среднего возраста, что называется, в разрезе. Непосредственно из первого ряда.
На сцене солировал Сема.
Один из симптомов этого знаменитого мужского кризиса – реваншистские настроения. Страдальцу кажется, что любовь всей его жизни осталась где-то в прошлом, завалившись за подкладку судьбы. Отсюда все эти кочевые набеги в телефоны бывших, нарушение границ френд-зоны и прочие пляски висельников, которым вдруг показалось, что плаха близко.
А надо сказать, Сема, и правда, наоставлял всякого в прошлом. В его биографии хватало недооцененных встреч. В юности он выбирал девушек, как старушка помидоры на рынке, когда в какой-то момент начинают материться не только продавцы, но и помидоры. Тогда Сема полагал, что он король джунглей (джунгли на заднем плане саркастически хихикали). Одним словом, мой друг разбрасывался возможностями. С точки зрения психологии понять его можно: возможность всегда сексуальнее действительности.
В тот день мы с Семой ехали на его машине по Сиреневому бульвару, где прошла наша юность во времена, когда сирень была значительно сиреневее нынешней. Внезапно друг ударил по тормозам, резко припарковался и на ходу скомандовал: «Бежим!»
Все это несколько контрастировало с радио Relax FM, которое играло в машине. Мне сразу вспомнилась сцена из «Бригады», когда Саша Белый догадался про бомбу в их «мерсе». Когда я успокоился, у меня появилась более правдоподобная версия про то, что Сема наконец благополучно сбрендил на своих фьючерсах. Еще бы, танго с будущим не проходит для психики бесследно.
Сема мчался по бульвару впереди меня и вдруг замер, как вкопанный, подрезав какую-то женщину. Я подбежал, запыхавшись, и сразу узнал Смирнову.
Их история полностью укладывается в формулу «какой бы мы красивой были парой, если б не было меня». Я был свидетелем тех маневров: в цитадели Смирновой уже готовили план капитуляции. Но Сема не доухаживал и бросил. Совершил ошибку всех игроманов в казино: перепутал фарт с Божьей волей. Думал, фишки даны ему свыше, а они всего лишь от крупье. Тогда, много лет назад, помню, я на Сему разозлился: если бы мне светила хотя бы четверть Смирновой, я бы все за нее отдал.
Она нас узнала. И, если в случае с Семой это было не так уж и сложно – этот поджарый конь с возрастом разве что немного усох, – то со мной Смирновой пришлось напрячься: мое первое фото в паспорте при виде моего нынешнего упало бы в обморок.
Зудящий кризис среднего возраста не позвонил Семе побыть приличным человеком и пары минут. Он сразу выплеснул на Смирнову всю свою забродившую метафизику. Без особых предисловий назвал ее «роковым поворотом», где он свернул не туда, сравнивал ее с неразгаданным знамением и в довольно агрессивной форме требовал немедленно все исправить. Сему ничуть не смущало то обстоятельство, что из-за Смирновой испуганно выглядывали ее малолетние дети.