Исповедь старого молодожена

Кастрюля выскользнула из рук жены и с грохотом упала на дно раковины.

– Что ядрам пролетать мешало? – уточнила жена.

А я не знаю что. Я всегда в этом месте почему-то с Пушкина на Лермонтова сбиваюсь.

Жена продолжила тереть непослушную кастрюлю уже без тени романтики, озадаченная.

27. С точки зрения жены

Пансионат в Подмосковье. Я пришел на массаж.

Мне выдали одноразовые тапочки и одноразовые трусы. Дизайнерской мысли в них было ровно ноль: одноразовые тапочки своей бесформенностью больше напоминали одноразовые трусы. Я не сразу смог все это правильно надеть, сначала перепутав одно с другим.

Облачившись, я лег на массажный стол и принялся предвкушать негу и даже дрему.

Главное, думал я, не заснуть.

Массажист что-то говорил, но я его не слушал. В мой полусон просачивались разрозненные слова. Мастер спорта. Золото. Борец. Плач. Бред какой-то. Бессмыслица. И вдруг все реплики мгновенно связались воедино. Это случилось в тот момент, когда моя мышца благополучно оторвалась от кости.

– Однажды один паренек, борец, мастер спорта, чуть не заплакал, когда я его к соревнованиям готовил. И ничего, потом золото взял.

Поздравляю, дружище, сказал я себе, твой тщедушный окорочок сейчас в руках профессионального спортивного массажиста.

Он мне нажимал на такие места, я так извивался, что пару раз увидел собственную попу перед своим лицом…

Я возвращался после массажа в свой номер, шатаясь и прикладываясь к стенам, как звезда порнофильмов после ударных съемок не в самом активном амплуа.

Жена встретила меня вопросом, все ли у меня в порядке.

– Да, – ответил я и попытался улыбнуться.

Вместо этого перемассированное лицо неуклюже съехало куда-то вбок.

– Ну-ну, – ответила жена и смерила меня с ног до головы подозрительным взглядом.

Я оглядел себя.

Я стоял перед ней с одноразовыми тапочками в одной руке и одноразовыми трусами в другой.

28. Барские замашки

У меня есть барские замашки. Я бы сказал, что это просто замашки, но жена настаивает на «барских». В частности, я предпочитаю ездить в поезде в купе СВ.

Эту «барскую» замашку я объясняю жене следующим образом: в купе СВ высока вероятность встретить интересного человека. А мне, как писателю, это чрезвычайно важно. Ведь интересные люди под ногами не валяются. Точнее, валяются, конечно, но обычно они при этом настолько не вяжут лыка, что ничего толкового рассказать о себе не могут.

Возможно, отсылка к интересным людям и не главная причина, почему я выбираю СВ. Не исключено даже, что это вообще не причина, а настоящее объяснение – это моя интровертированность с прожилками мизантропии. Я и так-то боюсь людей, а уж спать с незнакомыми индивидами в замкнутом пространстве для меня и вовсе полный ахтунг. Но как признаться жене в том, что я боюсь людей? Она же тоже человек, вдруг воспримет это слишком лично, на свой счет.

Удивительно, но в какой-то момент мне неожиданно удалось ее убедить. Это случилось после того, как однажды мне в СВ, и правда, попался интересный дядька. Я ехал в деревню, где отдыхала семья, а он – в большой город неподалеку. Профессор, доктор наук, педагог, бизнесмен, спортсмен, одним словом, он собрал в своей личности все ништяки. До самого утра он читал мне вслух наизусть Пушкина. Это было прекрасно, где-то с часу до двух ночи. Потом Пушкин в столь концентрированном виде стал несколько утомлять, особенно, когда я осознал, что дядька знает «Графа Нулина» целиком. В любом случае, мой спутник-эрудит выгодно отличался от большинства попутчиков с их пресными разговорами за жизнь или стоическим молчанием. Помимо декламации стихов мы с профессором много говорили о литературе, и он постоянно, к месту и не к месту, вставлял фразочку «и всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет». Хотя эта строка универсальна настолько, что она даже в ссору между двумя алкашами ляжет идеально.

Так вот, когда я в подробностях рассказал об этой поездке жене, она пожала плечами и успокоилась.

Есть в женском покое что-то поэтическое, как в словосочетании «дремлющий вулкан». Жена успокоилась, но не забыла. Так обычно и начинается большинство семейных саг, а не со «все счастливые семьи…»

Через какое-то время после той моей поездки, довольно, кстати, продолжительное время, так что я уже и забыл о ней, мы с женой сидели в нашей деревне, будучи на очередном отдыхе. Я маскулинно дремал, она листала местную газету.

– Ха, – сказала жена.

Обычно такое «ха» не предвещает ничего хорошего, особенно если после него следует театральная пауза.

– Как там твоего профессора звали? – спросила жена.

– Какого профессора?

Жена посмотрела на меня поверх газеты так, что газета начала тлеть. Пришлось экстренно вспоминать и про поезд, и про стихи, и про профессора. Я назвал жене его фамилию.

Она встряхнула газету и прочла вслух:

– Профессор [она назвала фамилию моего попутчика] оказался на скамье подсудимых по обвинению в мошенничестве.

– Мало ли однофамильцев, фамилия-то распространенная, – вякнул я.

Фамилия, к слову, была не очень распространенная, вроде бы там даже фигурировал твердый знак.