Исповедь соперницы

Кое-кто из обитателей Тауэр Вейк пристально наблюдал за нами. Однако обязанность знати — не давать слугам поводов для злословия, и мы с госпожой изысканно вежливо приветствовали друг друга. Когда же после вечерней трапезы слуги убрали столы и все собрались у очага, я, как и было заведено, взял в руки лютню, и под звон ее струн поведал историю о преданной и беззаветной любви рыцаря Ланселота Озерного к прекрасной Гвиневер, супруге короля Артура.

Странно, что здесь, в Дэнло, люди не знали о короле Артуре и его рыцарях, а ведь эти истории о далеком прошлом Британии были необычайно популярны на континенте. Я словно открывал для своих слушателей чудесные страницы неведомой книги, и люди внимали мне как зачарованные. Даже самые огрубевшие души откликались — я видел, как наполнились слезами глаза Эйвоты, как вздохнула толстая Труда и даже суровый воин Утрэд коснулся уголка глаза, словно туда угодила соринка. Только маленькая Милдрэд сладко спала на коленях матери под звуки струн.

Леди Гита слушала задумчиво, а когда я закончил, поднялась и унесла Милдрэд в верхний покой. Однако вскоре она вновь появилась на галерее и жестом велела мне подняться к ней.

Мужчины редко допускались в покои госпожи — однако именно я стоял в центре этого полукруглого роскошного помещения. Между развешанных на стенах ковров горели тяжелые серебряные светильники, а потемневшие плиты пола скрывались под пушистыми овчинами.

Гита не спешила начинать разговор. Она все еще медлила, теребя концы своего мягкого кожаного пояска, и я заговорил первым:

— Я многое понял минувшим вечером, миледи. Поэтому не мучайте себя пояснениями.

— Но я должна!

В ее голосе появилась предательская хрипотца, хотя она и старалась говорить ровно.

Строго и просто моя госпожа сказала, что не достойна меня, ибо ею владеет безудержная страсть к другому, которой она не в силах противостоять. Это гибельный путь, но она готова на все, лишь бы быть с тем, кто мил ее сердцу.

У меня было что возразить, но я молча смотрел на нее. Сейчас, в простом одеянии из светлого льна, с собранными на затылке волосами, без дорогих украшений, леди Гита выглядела такой юной…

— Простите меня, миледи, — наконец проговорил я. — Веления сердца подчас сильнее законов, которые придумывают люди. Поэтому и я не могу покинуть вас. Только здесь и вопреки всему я иногда чувствую себя счастливым. Именно об этом я сегодня и пел.

— Это всего лишь песня, сэр Ральф, — грустно усмехнулась Гита. — В жизни все по-другому.

Я коснулся ее щеки и заставил взглянуть мне в глаза.

— Значит вы не верите в беззаветную любовь и преданность? Но если бы в жизни не случалось ничего такого — разве стоила бы эта жизнь того, чтобы ее воспевать?

Гита ответила, немного помолчав:

— Вы мечтатель, сэр Ральф. Но клянусь Пречистой Девой — это и восхищает меня. Прекрасно быть любимой таким человеком, как вы… если, конечно, можешь ответить таким же чувством. Увы, я не могу. Я совершила страшную ошибку, дав вам надежду на взаимность. Вы дороги мне как брат, милый и добрый брат, которого у меня никогда не было, но которого я всегда хотела иметь.

Вот чего я желал бы меньше всего — так это зваться ее братом. Я хотел ее всю, до кончиков ногтей, но пока придется довольствоваться малым. Поэтому я взял маленькие руки мое госпожи в свои и проговорил:

— Я всегда буду рядом. Без вас моя жизнь не имеет смысла, помните об этом…

И все пошло по-прежнему. Разве что мы стали меньше времени проводить вместе. Но в этом были свои преимущества — избегая меня, Гита больше не взваливала на меня столько работы, предпочитая справляться сама. И хотя конец лета и начало осени весьма хлопотное время в хозяйстве, я частенько бывал совершенно свободен и мог подолгу охотиться в фэнах.

Гита также частенько покидала Тауэр Вейк, и я догадывался, что не всегда ее отлучки связаны с делами. Стоило только взглянуть, какой она возвращалась — счастливой, взволнованной, задумчивой.

Однако если они и встречались с графом, то делали это столь скрытно, что долгое время никто не подозревал об этих встречах. Впрочем, такие вещи невозможно держать в тайне, тем более, что леди Гита иной раз брала с собой Милдрэд, а малышка по возвращении домой пыталась сообщить всем и каждому, что виделась с отцом. На ее лепет пока не обращали внимания, но время шло, и чем лучше будет говорить девочка, тем больше людей станут прислушиваться к ее словам.

Осень в этом году выдалась прекрасная — стояли теплые дни, полные сладкой истомы; они медлительно текли, словно расплавленное золото, сменяясь долгими синими сумерками. Воздух был напоен ароматом спелых плодов и дыма сожженных листьев. Деревья сбрасывали летний наряд, сверкая всеми оттенками золота, огненными гроздьями горели рябины. Весь мир пребывал в покое после обильного, плодоносного лета.