Все на свете относительно и условно: опытный человек раскусил бы графиню с дочерью в продолжение нескольких часов и понял бы, что они обе искательницы приключений, — одна кончившая, другая начинающая. Я же, идеалист и мечтатель, сравнивая их с легкомысленной женщиной, помогавшей мне выиграть пари, заключенное в пьяном виде, возвел Изу и ее мать чуть не на пьедестал святости! Пошлая болтовня практичной графини казалась мне добродушной откровенностью старой семьянинки, а красавица-дочь ее — воплощением невинности и всех добродетелей в зачатке.
Однако эта оргия не прошла бесследно; организм мой был потрясен, как инструмент, из которого насильственно извлекли резкую ноту; нервы мои долго и жалобно звенели, не находя прежнего покоя. Женщина, сильная брюнетка, с низким лбом и черными бровями, получила прозвище «Клавдии», и приятели уверяли, что она влюблена в меня… Странная победа! Сердце этой куртизанки было так же холодно, как сердце любой из мраморных статуй! Как бы то ни было, но мы встретились с нею после того раза три-четыре, и всякий раз я тревожно вздрагивал, а она бледнела.
XXIV
Я успешнее прежнего предался работе, находя отраду и развлечение в письмах Изы.
Привожу здесь ее письма, которые хранятся у меня в целости:
Четыре месяца спустя: