Исповедь Обреченной

А я… Ну, решила подбодрить его. Стала рассказывать о своей жизни, о том, что перенесла столько операций, что уже сбилась со счета, и все равно каждую ночь молюсь (это была чушь собачья – я атеист) и прошу у Бога, чтобы это день был не последним (это тоже была чушь собачья – во-первых, я понятия не имею, как люди поклоняются тому, кого ни разу ни один человек не видел, а во-вторых, я уже научилась засыпать с мыслью о смерти и без сожаления о том, что умру во сне). Я рассказала о том, что осталась одна и теперь вынуждена полагаться на себя, и навешала еще много всякой ненужной информации. В самом конце я сказала что-то вроде «кроме тебя есть люди понесчастней», и тут его прорвало… Он вскочил с лавочки, как подстреленный, и выкрикнул «катись ты к черту, больная». А я так опешила…

То есть, по его логике, он пробыл в «виде подопытного кролика» всего неделю и уже устал, а я, с трубочками в носу и целым арсеналом лекарств в косметичке, за восемнадцать лет адских мук в игры играю?! Ну, знаете ли… Каждый по-своему несчастен, но он так возвысил свой рак, что стал ему поклоняться!

Марк пошел быстрым шагом прочь, прихрамывая, и я вдогонку крикнула ему:

– Ты сам больной! Во всех смыслах!!!

Он не остановился, только ускорил шаг… Даже не захотел прощения попросить…

А теперь я сижу и пишу, и слезы у меня катятся буквально градом, и плечи дергаются, и вообще…

Как все плохо, плохо, плохо, плохо!!!…

Ну и катись ты к черту!

Ненавижу тебя…

9 апреля

23:15

Не была сегодня в парке.

Ничего не хочется делать.

Весь день лежу и пересматриваю «V – значит Вендетта». Пытаюсь забыть эту ситуацию.

А все равно не выходит…

11 апреля

14:31

Ну вот это вообще нормально – говорить «больная» человеку с таким омерзением и остервенением, словно он болен бубонной чумой? Или у него на лбу, например, гигантских размеров гноящаяся дыра?

Самое интересное заключается в том, что он сам болен, а все равно относится к окружающим (или только ко мне?) так, словно он тут один счастливчик на миллион. Хотя, нет… Он уже сломился под давлением рака, и во время нашего разговора у него буквально на лбу светилось «я обречен», но это же не повод называть того, у кого болезнь в виде трубочек в носу, бледной коже и стометровых синяках налицо – больной!!!

А еще я не могу перестать думать: а как это было? Как он узнал, что смертельно болен?

Вот я, например, когда услышала словосочетание «артериальная легочная гипертензия», не подумала, что больна. Думала, какое-нибудь очередное осложнение из-за порока. И до тех пор, пока врач не рассказал, что хоть это и может приводить к летальному исходу, а при современной медицине отлично лечится (враки все это – только потом, когда я пришла домой, с помощь дяденьки Гугла узнала, что лечения здесь никакого нету – только поддерживающая терапия лет на двадцать вперед или, на крайняк, трансплантация легких), я даже и не допускала мысли о том, что это что-то серьезное. Это только потом, на следующем осмотре и рентгене он сказал, что у меня значительные ухудшения, и что в этом случае счет пошел на месяцы, если не недели.

– То есть, я… – я начала говорить, но шок настолько сдавил мое горло, что я даже вздохнуть не смогла и забеспокоилась, что задохнусь прямо тут, в кабинете.

– В случае, когда осложнения грядут очень быстро, пациенту назначается пересадка легких. – Кардиолог внимательно прищурился. – Но в твоем случае… Ты же понимаешь, что твое сердце не сможет выдержать наркоза.

Я закивала как примерная ученица и улыбнулась – через силу. Потому что еще немного, – я чувствовала, – и слезы хлынут из глаз а-ка Ниагарский водопад. Я знала, что обозначает это его «не сможет». Он просто вежливо намекал мне, что я достаточно истерзана болезнью и тратить легкие, которые помогут кому-нибудь еще, но не помогут мне, ну просто не имеет никакого смысла. Хотя, наверное, в его словах и была доля правды – мое сердце не сможет выдержать наркоза, хотя оно уже столько раз делало это…

Я вышла из кабинета, везя за собой баллон. Ни грустная, ни радостная. Выглядела я, по правде сказать, мягко говоря – не очень: огромные синяки, запавшие глаза, неестественно бледная кожа и синеватые губы; алкоголик вылитый, никак иначе!

А Марк… Буквально за неделю до того, как я узнала, что его пожирает рак, скакал, как бешенный чертенок! Да и вообще, по его виду нельзя было сказать, что скоро он станет лысым и измученным.

Так как же он принял эту новость? Я попыталась представить себе ситуацию: вот он сидит у кабинета в старом, как мир, кресле с побитой обивкой и торчащими швами, которые так и норовят впиявиться в задницу, тут выходит врач и скорбным голосом сообщает, что у него саркома, такая собака, которая отняла жизни у половины населения планеты, но тем не менее, это лечится. Да ну, бред какой-то… Будет она еще тут ему разжевывать про то, что рак из себя представляет и с чем его едят…