Исповедь моего сердца

Три дня и три ночи шел он через топь, и глазам его открывалось множество диковинных видов, а на четвертый он заметил бродившую в тумане старуху с белыми волосами, белой кожей и белыми кружевами на голове; в руке она несла высокую белую свечу. Робину старуха показалась молодой и красивой, поэтому он без колебаний последовал за ней в ее дом на болоте, куда она повела его, чтобы накормить и дать приют. «Хочешь, я стану твоей женой, милый Робин?» — спросила старуха, и Робин ответил не задумываясь: «А я — твоим мужем», потому что он сразу влюбился, не заметив ни ее странных, похожих на опущенные капюшоны век, ни длинных ногтей, напоминавших загнутые когти, ни мелких морщин, избороздивших кожу, словно следы от полозьев — лед на реке, не видел он и того, что ее жилище, расположенное в самом сердце болота, было сырым и холодным, — ему казалось, что там тепло и уютно, как если бы в нем пылал жаркий камин, деревянный пол был до блеска отполирован и в воздухе витал аромат густого горячего бульона. Вот так и случилось, что Робин, сын мельника, стал мужем старухи, с которой мечтал прожить всю оставшуюся жизнь.

Но однажды братья нашли его, потому что отец их состарился, заболел и пожелал, чтобы младший сын вернулся домой. Так же, как и Робин, братья боялись идти через топь, потому что знали, сколько путников погибло в ней; но наконец и к ним прилетела большая белая птица и спросила, кого они ищут и не таят ли зла в душе, и ответили ей братья, что ищут они своего любимого брата Робина, которому не желают никакого зла. Тогда расправила птица свои широкие крылья и повела их по следам Робина, которые он так тщательно заметал. И так же, как Робин, шли они три дня и три ночи, а на четвертый набрели на жилище в самом сердце болота; удивились они, увидев, что брат их стал любящим мужем старухи, которую все в округе называли Белой Ведьмой Болот. Как могло случиться, изумились они, что Робин женился на ней и мирно спит подле очага, будто слыхом не слыхивал о ее черном колдовстве?

Поскольку не было иного способа одолеть ведьмины чары, кроме как убить ее, братья ворвались в дом, набросились на старуху без предупреждения, поразили ее в самое сердце острыми своими ножами и умертвили; а потом разбудили Робина. Робин боролся с ними так, словно были они его лютыми врагами, кричал: «За что убили вы мою молодую жену, прекраснее которой нет никого на свете?» Но одолели его братья, бросили на землю и стали вразумлять: Белая Ведьма Болот вовсе не молодая и красивая, как он думает, она — нечестивая старуха. С презрением указали они ему на бездыханное тело, чтобы увидел он ее белые волосы, морщинистую бледную кожу и звериные когти; но зачарованный Робин продолжал оплакивать любимую жену и умолял братьев пронзить ножами и его сердце.

Против его воли братья увели убитого горем Робина с болот и доставили к отцу, лежавшему на смертном одре. Раскаявшись в том, что был несправедлив к младшему сыну, мельник благословил его и завещал ему мельницу, братьям же наказал лишь помогать ему; и еще сказал мельник, что живет неподалеку от них юная девушка, на которой Робин должен жениться не позже чем через год. Ослепленный горем Робин исполнил отцовскую волю, потому что теперь ему было все равно, как жить дальше.

Жена Робина была красавицей, но не дал ей Бог детей; а о Робине шла молва по всей долине, будто прикосновение его пальцев холодно, словно лед, и кожа у него — что морозный узор на окне, сверкающий в лучах зимнего солнца, и что, хоть и нажил он кое-какое богатство, мирская жизнь ему безразлична и нет у него никаких желаний.

Давным-давно, на исходе английского правления, жил в Старом Мюркирке сэр Чарлз Харвуд, бывший здесь британским королевским наместником, и была у него любимая дочь, которую он звал Миной и дороже которой не было для него никого на свете. И такой хорошенькой, такой обходительной, такой веселой была Мина Харвуд, что мало у кого язык поворачивался упрекнуть губернаторскую дочку в том, что порой она проявляла гордыню и что из-за игривости ее характера не всегда можно было понять, говорит ли она всерьез или шутит.

Если сэр Чарлз или его жена подходили к Мине, чтобы ласково утереть ей слезы, она могла вдруг лучезарно улыбнуться и упрекнуть их в том, что они чересчур серьезно отнеслись к тому, что было всего лишь капризом; но если они, или жених Мины, или кто-нибудь из ее кузенов осмеливались посмеяться над вспышками ее настроения, она обвиняла их в жестокости, в том, что им дела нет до того, что творится у нее на душе. Уже в детстве Мина пугала любящих родственников побегами в свой «настоящий дом», как она это называла, и никто не мог понять, что она имеет в виду под этими словами, да Мина и сама не могла их объяснить. Где же может быть ее настоящий дом, если не здесь, в Мюркирке!