Исповедь маркизы

Когда г-н Уолпол обвиняет меня в романтизме, он отчасти прав в том, что касается моей молодости, ибо с тех пор я окончательно избавилась от этого недостатка, и от него не осталось и следа. Однако в ту пору я не без удовольствия участвовала в этой драме в качестве действующего лица. Я заверила маркизу, что не собираюсь ее покидать, на что она ответила, что мои покои скоро будут готовы. В ответ на мои попытки ее утешить и вселить в нее надежду она покачала головой и сказала:

— Вам еще не все известно.

— Граф не погибнет, мы его спасем.

— Мы не спасем его, он погибнет, уверяю вас.

— Не пугайте себя всякими фантазиями, сударыня.

— Это не фантазии, а реальность. Все те, кто меня любил и кому я это позволяла, погибли насильственной смертью. Я приношу несчастье.

Я сделала недоверчивый жест.

— Вам нужен список жертв и доказательства? Слушайте же:

аббата де Монморанси прикончили на пороге моего дома;

виконта де Жонсака выбросили из окна;

два брата де Шеваля погибли из-за меня на дуэли;

шевалье де Бретёй погиб из-за меня на дуэли;

юный де Блен, первый паж Мадам, был убит в фиакре у дверей Оперы, когда он ждал меня после бала;

аббата де Жизора отравили;

господин де Серне сошел с ума и удавился на собственных волосах;

мой кузен шевалье де ла Вьёвиль взорвал себя вместе со своим кораблем.

Как видите, это длинный список, и в нем известные имена. Граф Горн попадет в него, и в свое время Филипп Орлеанский тоже в нем окажется — это предначертано свыше.

Лицо маркизы, произносившей эти слова, так и стоит у меня перед глазами; я до сих пор помню ее ужас и непоколебимую уверенность, начертанную на ее лице; слушая ее, я тоже оцепенела от страха. Тем не менее я пыталась возражать, а также избавиться от этих мрачных образов, как вдруг вошла одна из служанок и сказала:

— Господин регент вернулся и ждет госпожу маркизу.

XXVII

Я дала обещание г-же де Парабер сопровождать ее, и к тому же, надо признаться, я хотела этого не меньше, чем она. Поэтому я не стала упрямиться и последовала за ней. Кош, доверенное лицо в Пале-Рояле, доложил о нашем приходе. Принц принял нас незамедлительно. Как только регент увидел, что маркиза со мной, его лицо изобразило удивление, однако он превосходно меня принял и учтиво предложил мне сесть.

— Монсеньер, — порывисто начала маркиза, не тратя время на церемонии, — граф Горн в Консьержери.

— Я знаю: он убил человека на улице Кенкампуа.

— Скажите лучше, что он отомстил за нанесенное ему оскорбление.

— У вас неточные сведения, сударыня: он убил пограбил ростовщика, который нес громадные деньги, причем сделал это вместе с неким пьемонтским авантюристом по имени шевалье де Миль, братом конюшего принцессы де Кариньян.

— Сударь, это неправда, вы это знаете и, тем не менее, повторяете. Это отвратительно!

— Я говорю правду.

— Это неправда, ибо правда заключается в следующем: господин Горн отдал на хранение большую сумму одному еврею и отправился за деньгами в питейный дом, где тот обычно бывал; еврей отказался вернуть деньги. Господин Горн, очень вспыльчивый человек, стал осыпать его бранью, и тогда этот подлец поднял на него руку. После этого, монсеньер, граф поступил так, как поступил бы на его месте всякий порядочный дворянин и как поступили бы вы сами: он пронзил негодяя шпагой.

— Это сущий вздор! Вот официальное донесение: граф во всем признался, а бумажник был найден у его сообщника. Под этим подписались сотни свидетелей.

— Что вы собираетесь делать?

— Все идет своим чередом; Парламент проведет расследование: нельзя безнаказанно убивать подданных короля.

— Граф один из ваших родственников! Он иностранец! Принц! Вам известно, что он не совсем в здравом уме: безумие — чуть ли не наследственное заболевание в его роду.

— Я всегда полагал, что граф без ума лишь от вас, сударыня, а этим безумием страдаем мы все.

— Сударь, вы собираетесь совершить дурной поступок, недостойную вас низость; подумайте хорошенько.

— Вы необычайно печетесь о моей чести, сударыня.

— А если этой клевете поверят, если судьи признают графа виновным?

— Они его осудят.

— И… на что же?

— Разумеется… на смерть.

Маркиза вскрикнула, и я почувствовала, как от моего лица отхлынула кровь.

— На смерть! Этого несчастного юношу! Ребенка, почти безумца! Ах! Вы не дадите ему умереть, вы его помилуете!

— Это может сделать лишь король.

— Король — это вы. В таком случае я спокойна.

— Однако мне следовало бы за себя отомстить, даже сами ваши настоятельные просьбы вас выдают; вы его любите?

— Если бы даже я любила графа, ваше высочество, — вскричала маркиза, — у вас был бы еще один повод обойтись с ним справедливо. Столь великий принц, как вы, не мстит за обиду произволом. Вы страшитесь проливать кровь, вы не станете проливать его кровь.

И тут доложили о приходе герцога де Сен-Симона.

— Ах! — воскликнула маркиза, бросаясь навстречу гостю. — Вот еще один мой союзник!