Исповедь куртизанки

Но поначалу мы все время спали, провалившись в бездонный колодец сна, поскольку наши тела жаждали забытья, которое приходит лишь с чувством полной безопасности. В комнате над каналом госпожа, как убитая, возлежала на кровати своей покойной матери. Я же пристроился на тюфяке у дверей, служа преградой для злобного любопытства докучливой старухи. Иногда я вспоминаю тот сон, потому что ни раньше, ни позже мне не доводилось испытывать ничего подобного: он был настолько сладок, что меня так и подмывало обменять райские кущи на обещание столь полного забытья. Но мы не были готовы умереть, и утром третьего дня меня разбудили острые лучики света, проникавшие сквозь разбитые ставни, и сосущее чувство голода. Я вдруг вспомнил нашу кухню в Риме; жареную рыбу с прозрачной корочкой, шипящую и плюющуюся маслом после печи, сочный вкус каплуна, фаршированного розмарином и чесноком, а еще то, как мед стекал с миндального печенья Бальдасара, так что приходилось буквально обгладывать кончики пальцев, чтобы продлить удовольствие; но тут рука моя накрыла выпуклость на талии, размером с томик Петрарки, в которой поместился еще и кошель с изумрудами, рубинами и жемчугом, и это прикосновение подбодрило меня куда сильнее очередного приступа голода.

Госпожа все еще спала, уткнувшись лицом в тюфяк, и на голове у нее по-прежнему красовался грязный тюрбан. Внизу, в промозглой и сырой кухне, Мерагоза, завидев меня, взвизгнула, как закалываемый кролик, словно в комнату ворвался демон. В кастрюле, стоящей на огне, кипела жидкость, некогда явно бывшая бульоном на кости, но сейчас уже утратившая все признаки оного. Когда же я осведомился, что еще съестного имеется в доме, она опять замахала руками, словно курица, и запричитала, осыпая меня проклятиями. В жизни полно разных гадостей, но едва ли найдется что-либо хуже старой шлюхи, потому что, хотя их тела и становятся обрюзгшими, аппетит их сохраняется здоровым, терзая их воспоминаниями о сытом желудке и богатых нарядах, которых, как они прекрасно понимают, им теперь не видать, как своих ушей. Поэтому, когда я попросил ее указать мне дорогу к приличному ростовщику, на лице ее явственно отразилась борьба между алчностью и подозрением.

– Зачем это? Разве у тебя есть что-нибудь на продажу? – полюбопытствовала она, со знанием дела обшаривая взглядом мое тело.

– Достаточно, чтобы в твоей жидкой каше появилось мясо.

– Ростовщичеством здесь занимаются сплошь евреи, – без обиняков заявила она, после чего лукаво покосилась на меня. – Но все знают, что они безбожно дурят чужеземцев. Так что лучше бы ты предоставил мне иметь с ними дело.

– Ничего, я рискну. Где их можно найти?

– Где? Здесь, в Венеции, у них имеется свой квартал. Гетто. Найти его легко. – Она заулыбалась. – Если только знаешь, как туда дойти. – И она повернулась ко мне спиной, перенеся все внимание на плиту.

О том лабиринте, что представлял собой этот город, я расскажу как-нибудь попозже. Собственно, он превратился в настоящую легенду, подпитываемую рассказами о богатых гостях, слишком жадных для того, чтобы нанять проводника, которых впоследствии находили плавающими в боковых каналах со вспоротыми горлом и кошельком. Поэтому я отправился в путь на своих двоих. Наша задняя дверь выходила на улочку такую узкую, что на ней едва могли бы разминуться двое прохожих. По ней я вышел на следующую, пересек мост и попал в очередной переулок, который и вывел меня на маленькую площадь, или кампо, как их здесь называют. Именно здесь я и столкнулся со своим стариканом и его любимым колодцем. Акцент его, правда, оказался ужасен, зато жестикулировал он вполне понятно. Немного погодя, когда терпение мое иссякло и я уже готов был ретироваться, улицы заполнились людьми, спешащими в церковь и из нее, а когда я обратился к нескольким торговцам с соответствующей просьбой, то они дали мне исчерпывающие указания. Насколько мне удалось понять, венецианцы не видели ничего необычного в том, чтобы отправиться прямиком от Господа к евреям, дабы разжиться деньгами, поскольку искусство коммерции было в некотором роде святым таинством для города, живущего торговлей.