Король взял меня под руку и представил трем старым дамам, которые показались мне самыми странными особами, каких мне приходилось видеть. Он сказал, что это мои тетушки: Аделаида, Виктория и Софи. Мне они действительно показались безобразными и даже более того — ужасными. Они напоминали мне старых ведьм из одной пьесы, которую я как-то видела. Старшая из них, которая, очевидно, была среди них главной, стояла на полшага впереди остальных. Вторая была полная, и лицо ее было несколько добрее, чем у ее сестер. А третья была самой уродливой. Но они были моими тетушками, и я должна была стараться полюбить их. Поэтому я подошла к мадам Аделаиде и поцеловала ее. Она сделала знак мадам Виктории выйти на полшага вперед, что та и сделала, и я поцеловала ее тоже. Затем настала очередь мадам Софи. Виктория и Софи выглядели как два солдата на параде, а Аделаида — как офицер, который ими командует. Мне хотелось рассмеяться, но я знала, что не смею этого делать. Потом я подумала, как забавно было бы, если бы я очутилась вдруг в своей комнате в Хофбурге вместе с Каролиной и рассказала ей об этих моих новых родственниках, изображая их по очереди. Я могла бы изобразить каждую из этих трех странных сестер. А еще я изобразила бы дофина.
Король сказал, что с остальными членами семьи я познакомлюсь позднее, и, взяв меня за руку, сам помог мне сесть в свою карету. Я сидела между ним и дофином. Затрубили трубы, загремели барабаны, и мы тронулись в путь к городу Компьеню, где нам предстояло провести ночь, прежде чем продолжать свой путь в Версаль.
Пока мы ехали, король беседовал со мной, и его мягкий голос словно ласкал меня. Кроме того, король ласкал меня и по-другому, похлопывая и поглаживая мою руку. Он говорил, что уже полюбил меня, что я — его дорогая внучка, что этот день — один из самых счастливых в его жизни, потому что в этот день я вошла в их семью.
Я чувствовала, что смех рвется у меня изнутри. Я так боялась этой встречи! Много раз мне приходилось слышать, как об этом человеке говорят с благоговейным страхом. По словам моей матушки, он был величайшим монархом во всей Европе. Я представляла его себе суровым и грозным. И вот он был здесь, передо мной, держал меня за руку и вел себя почти как влюбленный. Он говорил мне такие приятные вещи, как будто я оказывала ему величайшую честь, став женой его внука. В то же время моя матушка внушала мне, что, наоборот, это мне была оказана великая честь. Пока король болтал со мной и вообще вел себя так, как будто это он был моим женихом, дофин сидел рядом, угрюмый и молчаливый.
Впоследствии мне пришлось многое узнать о короле. Его всегда очаровывали юность и невинность, то есть как раз те качества, которыми я, несомненно, обладала. Возможно, он действительно жалел о том, что я не его невеста. Когда он видел хорошенькую молодую девушку, у него всегда появлялось желание обольстить ее. Что касается дофина, то он, наоборот, при виде молодой девушки желал только одного — бежать прочь от нее. Но мое воображение добавляло драматизма и рисовало то, чего в действительности не было. На самом деле король вовсе не был влюблен в меня, как я это легкомысленно вообразила себе, а дофин вовсе не испытывал ко мне ненависти. Ничего столь драматического в действительности не произошло. Мне предстояло еще очень многое узнать о привычках французов вообще и семьи, к которой я теперь принадлежала, в частности.
По прибытии в Компьень король сказал мне, что желает представить меня некоторым из своих кузенов, принцам королевской крови. Я ответила, что буду счастлива познакомиться со всеми, но что члены моей новой семьи особенно интересуют меня.
— И ты также очень интересуешь их, — ответил он с улыбкой. — Они будут очарованы и счастливы, и все они будут завидовать нашему бедному Берри.
Дофин, чье имя было герцог Беррийский, сидел, отвернувшись от нас, как бы показывая всем свои видом, что охотно уступил бы меня. При виде этого король мягко сжал мою руку и прошептал:
— Он просто сражен своим счастьем, бедный Берри!