Исповедь королевы

Поддерживаемый своим влиятельным семейством, он постепенно обретал уверенность. Когда он узнал, что Людовик назначил Бретея одним из его следователей, то немедленно заявил протест на том основании, что Бретей его враг. Людовик, стремясь быть справедливым, сразу же согласился произвести замену и назначил вместо Бретея министра иностранных дел Вержена, а в помощь ему распорядился назначить маршала де Кастри, морского министра.

В менее комфортабельном помещении Бастилии мадам де Ламот готовилась к свой защите. Богатое воображение толкало ее на придумывание множества фантастических историй для суда, но, когда были арестованы Рето и баронесса д'Олива, она, должно быть, встревожилась. Она предупреждала д'Оливу, что та может быть арестована, поскольку в интересах мадам де Ламот было, чтобы эта девица не рассказала о сцене в роще Венеры. Олива пыталась бежать вместе со своим любовником Туссеном, но их арестовали в Брюсселе. Рето де Вийета задержали в Женеве, и эта парочка, вместе с графом и графиней де Калиостро пребывала в Бастилии. Дело считалось настолько важным, что предпринимались активные попытки вернуть графа де Ламота обратно во Францию. Англия не признавала закона о выдаче преступников и ничего не предпринимала, чтобы оказать помощь, так что граф оказался умнее своих сообщников, сбежав в эту страну. Обнаружили, что он скрывается на границе между Англией и Шотландией. Был разработан план: хозяина и хозяйку гостиницы, где он скрывался, попросили подсыпать ему в вино снотворное, чтобы его можно было запрятать в мешок, доставить на борт судна, прибывшего в Ньюкасл-на-Тайне, и привезти во Францию, но он своевременно понял опасность и сбежал.

Когда начались аресты, улицы заполнились самыми нелепыми слухами. Кардинала называли крупнейшим негодяем, которого когда-либо знала Франция. Широко циркулировали сплетни об оргиях, происходивших в Саверне, каждая женщина, имя которой упоминалось в этих небылицах, обязательно была его любовницей.

Париж был против кардинала, но суд был против меня. Я неожиданно поняла это по взглядам, которые бросали на меня, и по печальным выражениям лиц своих друзей, таких, как моя дорогая Кампан и Елизавета. Габриелла занимала неопределенную позицию, она была окружена членами своей семьи, а кардинал принадлежал к одному из самых влиятельных домов Франции. В этом была вся суть дела. Арест кардинала был оскорблением для дворянства.

Постепенно до меня стало доходить, как же сильно меня ненавидят, и я стала сомневаться в чувствах этих людей, которые всегда выказывали мне такое уважение и, как я думала, расположение.

Затем неожиданно мнение общества изменилось, казалось, без всякого основания, но я считаю, что ничего без причины не бывает. Население Парижа, так быстро понявшее поворот в этом деле, теперь отдавало свои симпатии кардиналу. Он больше не был главным злодеем, а стал оклеветанным героем. Конечно, должен же быть злодей или злодейка. Графиня де Ламот? Да, она глубоко замешана в этом деле, но история приобрела бы более интригующий характер, если бы на заднем плане появилась зловещая и таинственная фигура — и этой фигурой была королева.

Если бы не королева, шептали кругом, то ничего бы не произошло.

Каждый день публиковались сообщения о ходе дела. Один издатель печатал ежедневные отчеты, и люди с нетерпением ожидали появления листков из-под пресса. Кардинал вновь стал «красавчиком-преосвященством»— такой величественный, такой красивый, и модным цветом для лент стал иолукрасный-полужелтый, названный «соломенный кардинал». О нем рассказывали различные истории. Его распутное поведение стало теперь именоваться ухаживанием. Когда его арестовывали, ему удалось, притворившись, будто он застегивает ботинок, нацарапать записку своему доверенному лицу аббату Жоржелю с просьбой уничтожить определенные документы, касающиеся дела о колье, которые были в его парижском доме. Аббат повиновался, уничтожив значительную часть ценных доказательств. Об этом сейчас везде говорили, но вместо того, чтобы уличить кардинала в попытке избежать разоблачения, этот факт толковали как его желание ликвидировать доказательства причастности «определенного лица».

Я снова была беременной, меня тревожило состояние здоровья моего старшего сына; я задумалась и начала лучше понимать окружающую обстановку, и это, естественно, угнетало меня. Я все больше и больше времени проводила с семьей, но все равно не могла позабыть о деле с бриллиантовым колье. Я оказалась сильно замешанной в нем, хотя и не принимала никакого участия в мошенничестве.