Исповедь книгочея, который учил букве, а укреплял дух

Из похвального слова Оттона I (X век): "Дарования его были воистину удивительны, ибо по смерти супруги своей, королевы Эдиты, он, дотоле не знавший грамоты, настолько преуспел, что мог читать и понимать целые книги... " Еще: "Император был так учен, что сам был в состоянии читать и понимать всякие письма, какие ему присылались". Это про Генриха IV. Но настоящее дело состояло в том, чтобы войти в грамматико-лингвистические пласты текста, ибо смысл содержательный задан наперед, укоренен так или иначе в Писании и потому представлен, предпослан, предвосхищен, но обозначаем учительскими установлениями и школярской муштрой. Нельзя ли научиться Смыслу?.. Вот как читал святой Бруно (X век) Вергилия, сопровождавшего грамматическое пособие Присциана: "Materiam prominimo, auctoritatem in verborum compositionibus pro maximo reputabat" - "Менее всего размышлял о предмете, но всего более о расположении слов" в надежде, что скажется сам главный предмет, сквозь слова высветится. Логики-смысловики потому и упирают на смысл, на его понимание. Абеляр: "Преподается только... умение складывать слова без понимания, как будто для овец важнее блеять, чем кормиться". Блеять, чтобы кормиться! Но что преподавалось наверняка, так это только умение; знание приема как такового, ибо умение-прием - всецело для деятельного человека в средние века. Конечно, можно было преподавать арифметику, как это и предусмотрел учебник Боэция. Но все определения всевозможных видов чисел даны как процедуры их получения, как приемы, ибо научить чему-либо означает построить, сконструировать, создать. Продолжить себя-учителя в предмете, вещи. Смысл - первая и последняя цель приема, хотя в конечном счете не исчерпывается им. Или: вещь как прием, она же - сумма формальных предписаний, а также что-то еще, причастное к...

"Число есть собрание единиц или множество количества, собранное вместе из единиц". Пусть это почти перевод "Арифметики" Никомаха (I век). Но перевод - всегда истолкование. Обратите внимание вот на что: "Число есть собрание единиц... " - процесс числообразования в таком определении снят. Но здесь же: "Число есть множество количества, собранное вместе из единиц". Процесс числообразования воссоздан, то есть дан как прием, как знание об умении образования вещи. Ученость как образование вещи ли, школяра ли, должного уметь собрать "число из единиц", если этот школяр читает учебник арифметики, составленный сведущим в арифметике Боэцием. Ученый в любой культуре - перед знанием о предмете. Здесь же - перед знанием об умении сложить предмет, сделать его, продолжить себя в нем, приобщившись к Смыслу, просвечивающему этот предмет. Предстоит предмету, как во все времена, но и входит в него, как можно только в эти - средневековые - времена.

Именно наука научения как знание об умении - непреходящее, поистине новаторское изобретение средних веков. Ново все в целом. Нов каждый шаг этой совершенно особенной учености: от правил домашнего воспитания до университетских и цеховых статутов и уставов.

Но о каком умении идет речь? Это всегда умение указать на смысл, представить вещь как сумму мастерских процедур, проговорить вещь в учительском слове, приобщив к слову наивысочайшего священства, перед которым любой прием бессилен. Потому что это Слово трансцендентно... Кажется, опять опередили события. Но пусть это будет нашим предположением.

РАННЕЕ УТРО раннего средневековья. Едва ли не первый учительский регламент. Письмо блаженного Иеронима из IV века "О воспитании отроковицы". Вот выдержки из этого письма: "Нужно сделать ей буквы либо буковые, либо из слоновой кости и назвать их ей. Пусть играет ими и, играючи, обучается. И пусть она запоминает не только порядок букв и не только по памяти напевает их названия, но пусть ей неоднократно путают и самый порядок, перемешивая средние буквы с последними, начальные со средними, дабы она знала их не только по звуку, но и по виду. Когда же она еще нетвердою рукою начнет водить стилем по воску, то пусть кто-нибудь водит ее нежными пальчиками или пусть на таблице начертает ей буквы, чтобы она шла по бороздкам и не могла бы сбиться в письме, следуя указанным контурам... Самое произношение букв и передача основных правил звучат иначе в устах ученого, чем в устах невежды... За молитвой идет назидательное чтение, за чтением - молитва. Кратким покажется ей время при столь разнообразных занятиях.

Пусть учится она также чесать волну, прясть, вязать, пускать веретено, направлять пальцем основу. Пусть презрит она... шелк и золотую канитель. Пусть готовит лишь такие одежды, которыми отгоняется холод, а не такие, облачась в которые обнажают тело... Вместо украшений и шелка пусть возлюбит она божественные книги и пусть привлекают ее в них не золотое письмо на червленом вавилонском пергаменте, а точная и мудрая четкость, ведущая к истинному познанию... "