Исповедь гипнотезера

Открылся дальний план.
Приди, роман,
сядь за столом моим,
здесь можно подышать
(я отойду, чтоб делу не мешать,
прикрою дверь как можно тише),
взять ручку или что там пишет,
слегка помедлить, поглядеть в окно,
(уже дрожат поджилки,
но
еще помедлить и
помолодеть при этом),
стесняться нечего — помолодеть,
опять в окно, хмелея
поглядеть
и закраснеться, как брусника летом,
дурного здесь не вижу я
и не мешаю,
а ты склонись,
пиши,
я разрешаю
себе уснуть,
не дольше воробья
живу сегодня, но зато свободен,
а ты работай — в общем, Бог с тобой,
роман,
коль ты ему угоден
твори, что хочешь, со своей судьбой.
(А вдруг, допустим, в третьем классе
ты влюбишься в кого-нибудь?)
Я отправляюсь восвояси,
а ты здесь будь…

Д-р Павлов. — Через восемь дней после того оргаев-ского сеанса произошло событие, обозначившее срок жизни Антона.

(Репортаж из астрала.)

Так было или приснилось?..

Память держит все только как сон, а событие…

В первую шалую апрельскую теплынь, чреватую поцелуями и драками… Да, сколько помню, почти все мои уличные бои приходились на это время: после котов начинают беситься люди: тут же и обострения всевозможных бредов.»

Да, сначала, они меня высмотрели вечерком, три типа в садике напротив подъезда. Покуривали, сторонясь фонаря, посматривали искоса, один показался знакомым…

Был готов, но от Жорика ожидал большей квалификации. Плохо он их гипнотизировал. Не успевали приблизиться.

— По яйцам, Колька, по яйцам!..

Молния в челюсть — один рухнул затылком оземь, другой скрючился, пораженный тем самым приемом, который рекомендовал. Хук — покатился третий… Я отвернулся, сбросил с кулака липкое, глотнул воздух — и в этот миг треснуло и раскололось пополам время.

Кто-то из них оказался всего лишь в нокдауне, вскочил на ноги, занес заготовленную железяку — и опустил.

Били ногами в месиво из того, что было минуту назад лицом. Из черепа, смятого, как спущенный мяч, ползло нечто студнеобразное. Торчала выломанная ключица.

С безмерной, уже завинтившейся в спираль высоты в последний раз оглянулся, увидел три серые тени над распластанным телом, пронзился болью — отчаянно извернувшись, оттолкнувшись от чего-то — рванулся вниз…

Наверное, их привел в ужас мой судорожный подъем. Нашли меня не в палисаднике, где остались кровавые следы, а у дома, у самой двери. Вряд ли кто-либо подтащил, было поздно.

Д-р. Павлов. — В сознание Антон пришел на второй неделе, в больнице. Я сидел рядом. Открыть глаза он не мог, но узнал меня. Первые слова: «Не надо, сам… Я тебя прошу… только…» Пошел на поправку стремительно.

Публикатор. — Было ли расследование?..

Д-р Павлов. — Нам все и так было ясно. Антон не хотел никакого суда, никакого… «Суд уже состоялся». Я был настроен иначе, пришлось смириться.

Публикатор. — Оргаев?..

Д-р Павлов. — На следующий день после нападения укатил в командировку, в Италию.

После выписки я старался по возможности не оставлять Тоника, временами у него жил. Но иногда он просил дать ему побыть в уединении.

В один из таких моментов и прозвучал «первый звонок». В кресле за письменным столом Антон потерял сознание и просидел так, наверное, около суток, пока не явился я.

В машине, по дороге в больницу, пытался что-то говорить, но речь была неразборчива, руки и ноги плохо слушались. В больнице быстро пришел в себя и убежал.

Через неопределенные промежутки времени «звонки» начали повторяться: то кратковременный паралич, то опять потеря сознания, то слепота. Наконец, уговорил его обследоваться у Жени Гасилина, нашего бывшего сокурсника, профессора нейрохирургии. Женя, спасибо ему, не стал темнить, выложил снимки. Посттравматическая аневризма внутренней мозговой артерии. Постепенное истончение стенки. Прорыв — в любой миг. Неоперабельно. Как-то оттянуть исход мог бы только постоянный покой, полнейшее исключение напряжений, фортепиано — ни в коем случае. Антон только свистнул, когда услышал эти рекомендации.

Решил ответить на все скопившиеся письма, у него всегда были непролазные долги; принять всех больных, ждущих консультации, написать, вернее, начать роман…

Здесь некоторые из записок последних месяцев. Хронологии нет, чисел он не любил.

Здравствуй, здравствуй, спешу к тебе!..

Успею ли?.. Сколько смогу?.. Ведь ЭТО еще нужно добыть, выцарапать, ведь сокровища — по ту сторону снов…