Голосовая ритмомелодика… Шкала «шизо-цикло», конечно, только одно измерение, можно выделить массу других… Внутренний Toiryc-стиль… Есть голоса все время падающие, все ниже и ниже, вам хочется их приподнять, встряхнуть (да держись же, не умирай!). А есть неудержимо летящие вверх и вверх… Есть прячущиеся, исчезающие, а есть такие, при первом звуке которых вы чувствуете неискупимую вину за то, что еще живете и дышите…
Томас Манн писал, что живой человеческий голос — это какая-то раздетость, что-то интимно-обнаженное. Но есть голоса-маски, совершенно непроницаемая звуковая броня. Может быть, более прав Достоевский, считавший, что истинная натура человека распознается по смеху. Ибо в этот момент, писал он, обязательно прорвется что-то непроизвольное, что-то из самой глубины. Как бы ни был человек обаятелен, предупреждает Достоевский, поостерегитесь, если в смехе его слышится что-то неприятное, резкое, сдавленное…
Если в искусство диагностики входит умение слушать голос, то владение собственным голосом непреложно для врачевания. Голосом можно лечить даже по телефону. Если у врача неприятный голос, это не психотерапевт, да и вообще не врач…
Умеете ли вы слушать Голос?
В тебя войдет чья-то строчка, картина, музыка… И тихо вскрикнешь: «О Господи, как же я жил без этого, как до сих пор?.. Ведь это мое! Это всегда было моим, это я! Какое чудо позволяет художнику знать меня лучше, чем я сам? И сколько еще меня — мною не узнанного?..»
А вот сколько — сколько людей, зверей и растений, сколько существ живых.
Эти строчки пишу в момент очередного острого столкновения с проблемой неспособного ближнего. В дом с криком «спасите» ворвалась душевнобольная девочка… Сказала несколько слов… «Я не знаю, как дальше жить… Я ничего не знаю…» Назвала свое имя — и впала в ступор. Ни ответов, ни вопросов, ничего. Мертвенная застылость. Не надо психиатрической квалификации, чтобы понять: и телосложение, и лицо, и выражение — все к одному, об одном…
…Около часа в некоем трансе возле нее колдовал. И вот постепенно лицо стало светлеть, разжалась, поговорили. Ушла — почти счастливая, Господи! — Это Ты!
…Теперь, после столь длительного захода в область бытовых тестов, можно поговорить и о тех, которыми наводнена современная психология.
Как ни странно, большинство из них по характеру процедуры мало чем отличаются от бытовых. Все те же более или менее бессмысленные задания, вопросы, картинки. Разница, во-первых, в аппарате интерпретации, во-вторых, в претензиях: первое больше, второе меньше. Если любое человеческое проявление, любое действие и даже бездействие можно в какой-то степени рассматривать как тест, ибо все связано со всем, то серьезные тесты в этом смысле отличаются только прицельностью. Взять быка за рога, ближе к делу… Для проверки математических способностей человека заставляют решать задачу, а не танцевать, хотя и твист, вероятно, мог бы дать что-то в плане отрицательной корреляции (сказала же Мерилин Монро: «Мужчины, с которыми мне интересно разговаривать, обычно не умеют танцевать»).
В самом простом случае тест просто «кусок» деятельности, на предмет которой идет тестирование: та ложка, по которой узнают о содержимом котла (test — по-английски «испытание», «проба»). В самом сложном (и таких большинство) — некая стандартная процедура, в ходе которой, как полагают, выявляется качество, важное для чего-то совсем другого. Первым тестом на профпригодность работника физического труда была, конечно, кормежка: «быстро ест — быстро работает» — народный вывод, вполне обоснованный психофизиологией личного темпа. Один превосходный музыкант уверял меня, между прочим, что хороший аппетит служит и признаком композиторского таланта, что он не знает ни одного хорошего композитора с плохим аппетитом.
— А бывают плохие композиторы с хорошим аппетитом? — спросил я.
— Увы.
В 80-х годах прошлого столетия в лаборатории Фрэнсиса Гальтона, родоначальника психогенетики, зародились первые тесты на интеллектуальность — конкуренты каверзного племени контрольных экзаменов и зачетов, с которыми мы начинаем воевать, едва переступив порог школы. Эти признанные ветераны в ряду тестов, проделав бурную эволюцию, наплодили массу шкал для определения различных умственных способностей. Главным же их порождением оказался знаменитый КИ — коэффициент интеллектуальности, вокруг которого и поныне идут оживленные споры.
Как он возник?