Исповедь гипнотезера

Как я ни пытался сообразовать что-то совместное — в гости, туда-сюда, в лес, — не клеилось ничего. Чувствовал себя виноватым и там, и здесь. После второго захода в мое семейство Николка сказал, что больше ему приходить не хочется, потому что ему стыдно снимать ботинки, носки рваные, а не снимать тоже стыдно, пачкает наш паркет.

Я понял и не настаивал.

Как-то, в начале мая, под вечер, когда мы с Николкой пытались играть в шахматы, вдова Ш. принесла в дом бутылку армянского коньяка. Она работник торговли.

Бутылка, дала понять, предназначена для меня. Николку же решила на этот вечер срочно послать к больной бабушке.

— Отлично, — сказал я. — Мне как раз тоже в Черемушки.

В охапку его — и вон.

Нет, я не отступаюсь, сказал я себе. Я не бросаю своего Николку из-за чертовых баб, вот еще. Я только сделаю небольшой перерыв, месяца на два, чтобы их страсти поулеглись, а потом вернусь и все сладится. Два дома и две семьи, ну и что, смотря как понимать. Скажу Николке: мол, так и так, мы с тобой мужики, а они, сам понимаешь…

Я так и сказал ему по дороге к бабушке, в таком что-то духе. Он голову опустил.

А еще я сказал вдруг, не знаю зачем:

— Книжек, брат, надо читать побольше. Сколько я тебе уже натаскал всякой всячины, и фантастики, и приключений, хоть бы разок притронулся.

Опустил голову еще ниже, и я сразу понял, что поддых угодил.

И тогда, уже у подъезда, Я ПООБЕЩАЛ И ВЗЯЛ ОБЕЩАНИЕ:

— Знаешь что… Давай так. Откровенно… Сейчас мне трудно… Работы много, устал. Придется расстаться на месячишко. А ты будешь молодцом, да? Последняя четверть, надо дотянуть, перейти в восьмой. Приналяг на учебу, Никола. А? Обещаешь?

— Угу.

— А я тебе обещаю на лето такую книжищу достать, от которой живот лопнет. Полное собрание сочинений барона Мюнхаузена.

— Я читал.

— Ты читал детское издание.

— Все равно, я читал. ВСЕ РАВНО ЛАЖА.

— Чего?..

— ЛАЖА.

— А это что?

— Ну что (…) — вот что. Я опешил.

— Ну хорошо, как желаешь. Но ты мне обещал, да?.. И я тебе обещаю: через месяц возникну. И…

Через месяц я не возник. В туберкулезную залетел, открытая форма, да, бывает, знаете ли, и у здоровяков… Николка не хотел оттуда звонить. Как только оклемался, набрал номер. Мужской безразличный голос.

— Алё. Вам кого?

— Николку можно?

— Слушаю.

— Николку мне.

— Это я. Вам кого?

— Никол, это я, Бим. У тебя что теперь, бас?

— Вам маму позвать?

— Да нет, как дела?..

— А. Ничё. Ну до свидания.

Прибежал… Все, все оборвалось, упустил. В восьмой не перешел, летом дважды сбегал из дома. Сейчас ему девятнадцать, давно наркоман.

…Итак, выводы, доктор?..

Не обещай. Делай. Не обещай. Просто делай. Не принуждай к обещаниям. Не рассчитывай на обещанное. И себе тоже — не обещай.

Так-то лучше, думал я. Но ведь какая подлость: обещания жизнью. Не обещать может лишь мертвый, но и он обещает.

Насчет комиссии, доктор, я пошутил.

MEMENTO

…Уже рассвет, а ты спишь и слушаешь… Вот каркнула первая ворона, тишина повернулась на другой бок Слушай, спи и слушай, я расскажу… Я перевел… MEMENTO — слушай и спи… «Memento» — значит, помни. А помни — значит не лги себе. Все страхи от незнания, слышишь?.. Когда ты не думаешь о смерти, ты не знаешь ее. Когда думаешь с ужасом, тоже не знаешь. Когда с желанием — тоже… Все чувства и все желания относятся к жизни, а смерти ты не чувствуешь, смерть недоступна чувствам, но ее можно знать, спи, смерть НАДО ЗНАТЬ, и ты не будешь ни торопить ее, ни бояться, слышишь?.. Все страхи от незнания. Помните, кричу я самым злым и уверенным, ПРОСНИТЕСЬ, ОПОМНИТЕСЬ. А вы, глупые, вы страдаете от застенчивости? Мучаетесь тревогой, ревностью, завистью, вас обманывают, обижают? Приглашаю, можете прихватить и обидчиков, и обиженных — ВСПОМНИТЬ… И вы, и те, кого вы стесняетесь, ненавидите, любите… Спи и слушай…

В детстве смерть не воспринимается как небытие. «Дедушка умер» — не перестал быть, а просто учудил что-то, ушел, спрятался — ну найдется как-нибудь, образумится. В деревнях об умерших иногда говорят: «потерялся», хорошо говорят.

«Разлука — младшая сестра смерти», — сказал поэт. Нас и вправду за каждым углом стережет пуповинная боль расставаний. Дети это чувствуют сильнее: оторваться от игры — это же смерть игры, идти спать — это в который раз идти умирать, и никак нельзя отпускать тех, кто тебе нравится, потому что в мире живет великан по имени Случай. Дети быстро забывают умерших, у них огромная сила воли. «Прощай» — предусмотрительнее «до свиданья».

…Воронка времени закручивается все круче. Обстрел по нашему квадрату, сезон расставаний… Вещи, твои вещи, эти задумчиво-хитрые существа, терпеливо дожидаются своего сиротства. Следы, которые ты оставляешь так неуклюже, — дети, долги, грехи, строчки… Дальше, скажут они, уже не твое дело.