Исповедь экстрасенса

Их сын, мой прадед, Илья Дмитриевич Панько, родился в 1874 году. У них с женой Александрой Тимофеевной («баба Санда») были дети Елисавета, Иван (мой дед), Николай, Евдокия, Александр, Георгий Ильичи.

У Ивана Ильича Панько , 1900 года рождения, с женой Любовью Николаевной Урсу были дети:  Дмитрий, Василий, Петр и Мария, а у моего отца, Дмитрия Ивановича, единственным  ребенком явился я – Панько Виктор Дмитриевич.

    Ближайшие мои родственники:

По отцовской линии:

Панько Васильевичи: Любовь (Шершнева), Виктор и Маргарита (Поворознюк).

Панько Петровичи: Любовь (Маевская), Павел, Пётр.

От Марии Ивановны Панько:  Чебан Василий Федорович и Романюк Виктор Иванович.

    По материнской линии:

От Александра Михайловича Ротаря – Эмилия Александровна и Мария Александровна.

От Ивана Михайловича – Анна Ивановна (Котелевич ) и Петр Иванович Ротарь.

От Евгении Михайловны Дьяковой – Агафья Андреевна и Нина Андреевна Дьяковы.

Среди моих родственников немало известных людей. Николай Ильич Панько, Евдокия Ильинична Романюк, Арсений Николаевич Панько были председателями Данульского сельского Совета. Петр Иванович и Георгий Ильич Панько известны как талантливые музыканты и руководители оркестров. Павел Николаевич Панько был директором Глодянской средней школы номер два, заведующим Рышканским районным отделом народного образования, начальником Управления школ Министерства народного образования республики, заместителем директора научно-исследовательского института Педагогики,  преподавал математику в Кишиневском университете.

Алексей Михайлович Ротарь был лесником в Радоайе района Сынжерей, подвергся репрессиям , отбыл десять лет в лагерях Карагандинской области, впоследствии реабилитирован. Талантливыми музыкантами проявили себя Евгений Георгиевич Панько и Виктор Иванович Романюк, врачом – Любовь Петровна Маевская.

Многих из них  нет в живых, их имена занесены в поминальные книжечки в разделе «Об  упокоении». Каждый из них  прожил отведенное ему время, каждый, так или иначе, воздействовал на окружающую его жизнь и оставил о себе какую-нибудь память. И разве не наша обязанность – сохранить её как можно дольше в наших сердцах?

Деда Михаила Георгиевича Ротаря  (его называли «дед Михайло») я не помню. По рассказам матери он был человеком добрым, общительным, справедливым и веселым. Несмотря на многочисленность семейства, воспитание детей никогда не основывалось на криках, спорах и высоких тонах, а держалось на понятиях совести, честности, уважения к старшим.  Дети почти до совершеннолетия ходили в домотканой одежде. Старшие воспитывали младших и помогали родителям по хозяйству. Дети любили и уважали деда Михайла и называли его «Татуня».

Он тоже любил детей. Моей маме было уже лет 16-17, когда дед Михайло решил повести её в кино, показать ей, что такое кино. Кинотеатр был далеко, в Бельцах, за 35 километров, поэтому поехали туда на повозке (каруце).

Эта поездка запомнилась матери на всю жизнь. Редко кому из сельских жителей доводилось тогда побывать в кинотеатре. К тому же, когда сеанс окончился, и все стали выходить из зала, мама потеряла деда Михайла из виду, страшно испугалась и закричала во весь голос: «Татуня-я! Татунько-о!».

Дед Михайло оставил о себе добрую память. У меня сохранилась и фотография времен его армейской службы. Тогда обычно фотографировались втроем. Я его узнаю по веселому взгляду и какой-то особой выправке. Такая фотография есть и у моей двоюродной сестры Нины Андреевны Дьяковой.

Бабку Мариоару я помню с самого раннего возраста. Во время страшной голодовки 1947 года мне было три года, и она ежедневно приносила специально для меня по две маленьких картофелинки. Потом, будучи уже грамотным и взрослым, я нередко вспоминал об этом факте с большой благодарностью. Я был тогда единственный мальчик в её третьем поколении, и она пыталась, как могла, сохранить мне жизнь, может быть, для продолжения рода, а скорее всего – совсем не думая об этом, а по свойственной ей душевной доброте. Я часто бывал в ее маленькой хате, крытой камышом, она всегда приглашала меня поесть что-нибудь, я, следуя маминым наставлениям, некоторое время для формы отказывался, пока приглашение не повторялось несколько раз, и только потом садился за стол. Так продолжалось до 1961 года, пока я не поступил в институт и не перешел на студенческие хлеба. Приеду на воскресенье домой, зайду к бабке Мариоаре. Она не успевает произнести имя «Витя», а я уже за столом, и ложка в руках…

НА СНИМКЕ: справа – Михаил Георгиевич Ротарь