Исповедь Дракулы

А ныне Влада окружали люди, клеветавшие на его отца и принуждавшие отречься от православной веры. И ему некуда было бежать, невозможно скрыться от них. Вот и теперь мальчик отлично понимал, что ему в любом случае, рано или поздно предстоит вернуться «домой». Если он задержится на берегу до закрытия городских ворот, ему придется остаться здесь на ночевку и на следующий день еще больше достанется от наставников. Приходилось повиноваться. Повиновение – вот главная наука, которой его обучали, но Влад знал, что он поступит так же, как его отец. Когда тот находился в турецком плену, он был почти ровесником Влада, он тоже был совсем один, он тоже был покорным, но выстоял в главном, сохранив свою веру.

Решительно соскользнув с ветви ивы, мальчик заторопился в город. Он успел до закрытия ворот, но возвращаться к своему воспитателю не хотел, а потому продолжал бродить по грязным улочкам Буды. Он остановился у порога огромной католической церкви. Выросший в Валахии Влад не привык к грандиозным готическим постройкам, и они повергали его в трепет, внушая безотчетный страх, смешанный с любопытством. Он знал, что не должен входить в это огромное, представлявшееся темной пещерой здание, где запросто можно было заблудиться, но при этом отчаянно хотел заглянуть туда. Он не мог понять, почему и католики, и православные, верящие в одного и того же Бога, так ненавидели друг друга и считали врагами. Одно дело магометане, у них была другая вера, но почему не могли найти общий язык люди, исповедовавшие учение Христа, этого Влад понять не мог. Крамольная мысль о том, что, может быть, нет ничего страшного в перемене веры, вновь посетила мальчика и заставила с испугом озираться по сторонам, словно кто-то мог прочесть его мысли. Влад долго стоял у порога храма, а потом сделал шаг…

Холод… Здесь всегда гнездился холод, и его не могли изгнать огоньки едва теплившихся свечей. Шаги звучали гулко, пугающе, а стрельчатые своды скрывались в темноте. Собор был огромен, как вселенная – холодная чужая вселенная, в которой мог сгинуть маленький валашский мальчик, воспитанный в православной вере. Влад подошел к алтарю, опустился на колени. Он надеялся – Всевышний простит его за то, что он взывал к нему в чужом храме:

– Господи, помоги моему отцу, пожалуйста, помоги…

Он хотел просить и об упокоении души его мамы, но не посмел, понимая, что не вправе делать этого. Она покончила с собой, а значит, – проклята навеки, и ее душа не могла найти покоя. Это было страшно, чудовищно, несправедливо… Неужели она и сейчас ночами поднимается из вод Арджеша и бродит возле стен замка? Неужели это будет всегда, до Страшного суда?

Влад вспомнил, как видел ее в последний раз, совсем незадолго до гибели. Стены крепости сотрясались от пушечных выстрелов, обстрел шел целые сутки, но все держались так, словно ничего страшного не происходило. Мама торопливо готовила его в дорогу, им предстояло бегство из осажденного замка. Она собирала теплые вещи, говорила о том, чтобы он одевался теплее, ведь в горах было холодно, поплотнее обматывала его шею, но в глазах у нее было странное отрешенное выражение, которое Влад не видел никогда прежде. Он еще не знал, что мама сделала свой выбор. А потом она благословила его и торопливо ушла прочь, сказав, что ей надо поговорить с отцом. Влад и теперь чувствовал, как ее ладонь скользнула по его щеке, задержалась на мгновение, вспомнил, как мама проглотила подступивший к горлу комок и стремительно вышла из комнаты. А вскоре туда вошел отец с застывшим, неживым лицом и сообщил страшную весть…

Они вырвались из окружения, и Влад верил, что никогда не расстанется с отцом, но потом пришла ночь, когда он лишился и его. Отец позволил себя арестовать, ради него, Влада. Если бы он сделал иначе, он был бы сейчас жив и свободен. Но он предпочел принести себя в жертву ради сына. Влад знал, что будет помнить об этом всегда и не отречется от своего отца, что бы ни твердили о нем сладкоголосые францисканцы.

– Господи, помоги моему отцу, – шептал мальчик, всматриваясь в темноту, словно надеясь узреть во мраке божественный свет, – помоги, дай ему силы, укрепи его дух и спаси жизнь. Пусть он живет, Господи, пожалуйста! Помоги ему…

Австрия, Ламбахский монастырь

Плеть со свистом рассекала воздух, опускаясь на взмыленный круп скакуна. Гонец спешил, он должен был как можно скорее доставить документ по назначению. Но невозможно опередить бег солнца, и тяжелый медно-красный диск уже касался горизонта, хотя до конца пути было еще очень далеко. На землю опустились густые сумерки, однако всадник-гонец, похоже, не думал о ночлеге, он гнал измученного коня, торопясь исполнить королевскую волю.