Исповедь добровольного импотента

Спасла Пашу некая итальянская фирма, без шуток предложив ему оклад. Паша сбросил парик, отклеил нос, смыл грим, сменил балахон на тройку, заказал визитные карточки, где черным по белому отпечатали — Агент по рекламе. Юмор утратил для Паши свою насущность, за то жизнь обрела четкие формы.

Прикупив 0,7 «Агдама», два яблочка, мы удалились в укромное местечко Измайловского парка.

— Зашел бы ты днем раньше, я бы мог поступить и шире. А на сегодняшний день, это максимум, — извинялся Паша, разрезая первое яблоко.

Я всегда опаздываю, поэтому мой максимум, это минимум! Но у минимума есть своя прелесть — перспектива. С надеждой на большее я налил себе 200 и произнес тост:

— Начало всех великих действий и мыслей ничтожно.

— Красиво, — воодушевился Паша. — Откуда это, что-то не припомню?

— Из далекого прошлого. Будем.

Выпили, полакомились дольками.

— В принципе, я приветствую происходящие в стране изменения, — означил тему разговора Паша, не спеша закурил и развил:

— У людей появились возможности представлять из себя то, что они представляют в действительности, а порой даже и больше, чего раньше они и представить-то себе не могли!

— Это точно, — я тоже тихонько приветствовал назревавшие во мне перемены в связи с выпитым выше.

— Но в силу нашей, прямо скажем, гипертрофированной совковости, возникают ряд факторов нежелательного толка.

Паша весь напрягся и запылил далее:

— Но не беря во внимание коих нельзя чувствовать себя более менее комфортно..

— Покури, — кивнул я на потухшую сигарету.

Паша затянулся два раза подряд и радостно выкрикнул:

— Отсюда возникает щель!

Вот про щель мне понравилось. Орошенная почва души зазеленела молодыми всходами.

— Узкая щель! — удобрил их Паша уместным прилагательным.

Я потянулся к бутылке.

— В которую, не каждому дано протиснуться…

Рука моя слегка дрогнула.

— Но как говорится, хочешь быть счастливым — будь им! — выправился Паша.

— И будем! — возрадовался я за нас обоих и протянул причитавшиеся собутыльнику 150.

Выпили. Закусили. Паша сплюнул косточку и…

— Подожди… О чем это, бишь, я?

— О щели. Узкой, но желанной, — азартно потирая зазудевшие уши, помог я другу.

Новая ипостась вступала в свои права, перекраивая меня на свой манер. Свежий источник мыслей зажурчал переливчатыми мелодиями в произвольном и весьма изощренном ритме. Взгляд обрел разящую динамичность и, в сочетании с резвой посадкой головы, обеспечивал мне великолепный обзор. Я стал вглядываться в разбегающиеся в разные стороны тропинки парка: нет ли там чего привлекательного?

— Так я вот к чему, собственно, — наконец ухватил Паша, то и дело ускользающую нить разговора. — Чтобы протиснуться и не остаться за бортом, приходится преодолевать разного толка комплексы… Кои возникли в процессе нашего, так сказать, совдеповского воспитания… Или просто — есть следствие общенационального слабоумия, что, естественно обидно. Ведь, порой, как подумаешь: «Ебическая сила! Ну, это же так элементарно!» Вот, к примеру, работаю я на итальянскую фирму. Казалось бы, чего здесь предосудительного? Ан нет! Как же!? — Я русский интеллигент, может, конечно, я и не являюсь таковым, но тем не менее, с чего это я буду горбатиться на какого-то итальяшку?! «Макаронника!» — как говорят американы, фак ю эс! И всякое в таком роде.

Я не справляся с каверзами и хитросплетениями пашиной речи и просто любовался человеком, который самозабвенно барахтался в клубах собственного словесного бреда. А клубы сгущялись. Паша усердствовал:

— И вдруг на определенном этапе я понимаю: «Паша, в конце-то концов! Человек дает тебе более или менее стабильный заработок, плюс перспективы на будущее, ну, и хуй ты с ним! Да пусть он хоть трижды жидяра или монгол! Ну, вот ты, как здравомыслящий человек, скажи мне, разве это имеет какую-нибудь самоценность?!

Я крепко обнял близкого мне русского человека и сообщил, что ухожу подыскивать себе щель, ибо только она имеет во Вселенной несомненную ценность.

Паша огорчился. Ему хотелось еще побеседовать о свой, уже обжитой щелке. Может быть снискать ей одобрение, добиться уважения к ней, придать статус исторической необходимости. Вот ведь человек! — Не хватает ему одного оклада!

— Да, кстати, тут Камиль объявился, просил тебя позвонить, — брезгливо сообщил Паша напоследок.

И это действительно было кстати. Это была прямая удача. Божий промысел! Верные деньги!

«О, неужели же и я обрету сегодня свою щель?! Свое бомбоубежище! Свою усыпальницу! И проскользну туда! И протиснусь! И укроюсь от всего этого бреда! Аминь! Аминь! Аминь!» — вот так молился я украдкой, обговаривая с Камилем по телефону-автомату место нашей встречи.

8

Камиль — лицо кавказкой национальности. Я часто всматривался в этот острый лик. Наблюдал при различном освещении, подходил с разных сторон. Но всегда видел одну и ту же картину: