Исповедь бывшей послушницы

Мне очень понравилось в этом доме, я даже не ожидала, что здесь будет так уютно. Интерьер был настолько необычный, что я подумала, что здесь можно было бы снимать кино. Это было большое помещение с темно-бардовым деревяным полом и сероватыми обоями, вдоль стен стояли буфет, камод, кресла и диван в хорошем состоянии, но очень старинные, даже антикварные. Мебель была не вычурной, а именно старинной. Над длинными столами горели лампы в коричневых абажурах на пружинах. Самое дивное было огромное количество растений: на всех шкафах, буфете, тумбочках, подоконниках стояли комнатные цветы, в основном вьющиеся, но некоторые цвели. Они свисали сверху шкафов почти до пола, переплетаясь между собой, образуя целые стены из листьев и цветов. Росли какие-то фикусы и пальмы, герани и еще много видов цветов, которых я не знала. Мы сели за стол. На столе были обычные сухари и варенье, но у каждой тарелки стояло по три йогурта разных видов. Я, как вечно голодная, разом съела все три и принялась за сухари и варенье. Рядом со мной, уткнувшись в тарелку, сидела инокиня Пантелеимона. Я ее знала, потому что несколько раз она приезжала в монастырь на праздники и пела с нами на клиросе. Она тоже была «мамой», но ее дочь уже выросла и вышла замуж. Мне было интересно, почему она живет в Рождествено уже много лет, хотя все остальные приезжали сюда только на время. Пантелеимоне было около сорока, но она выглядела гораздо старше. Вид у нее был все время какой-то уставший, невеселый и болезненный из-за серо-желтого цвета кожи и темных кругов под глазами. Ни разу я не видела, чтобы она улыбалась.

Тут Пантелеимона, не отрываясь от тарелки, поставила передо мной еще два йогурта. Я посмотрела на нее.

— Ешь. Тут можно.

Я съела эти два и потом еще несколько. Ну, раз можно. Эти йогурты Елена Свинарева, как эконом, выпросила в каком-то магазине. Их пожертвовали, потому что они были сильно просрочены — на несколько недель. Их было больше десяти коробок, мы ели их почти месяц, и никто не отравился, видимо все-таки благодать защищала. Я вообще ела по несколько штук за раз — и ничего.

После чая мы с Пантелеимоной переоделись и отправились на коровник: она должна была мне все там показать. Там я увидела шесть голодных коров, два теленка и необъятные кучи навоза — в коровнике давно никто не убирался. Пантелеимона прикатила доильный аппарат и начала доить, а я чистила и вывозила на тачке навоз, раздавала сено и комбикорм, поила коров. Коровник был небольшой и какой-то по-деревенски уютный, теплый, с деревянным полом и тюлевыми занавесками на окнах. Напротив коровника стоял железный навес с сеном, возле которого меня встретила Альфа — пушистая немецкая овчарка. Она бросилась на меня с такой радостью, словно я была ее лучшим другом. Мы действительно с ней потом очень подружились. Территория скита была огромной, несколько гектаров, включающей в себя помимо домов, огорода и коровника — часть поля, немного леса и берег большого пруда.

Пантелеимона угрюмо объясняла мне, что и как я должна делать. Мне в помощь обещали дать послушницу Наталью, которую должны были прислать из другого скита. Закончив дойку, мы вместе пошли в дом. Меня поселили в проходную келью, рядом с кельей Пантелеимоны. Я наскоро постелила кровать, открыла окно и легла спать: завтра мне одной предстояло утром убрать коровник и подоить коров.

Глава 30

Утром мы все в шесть утра читали полунощницу и изобразительные в темном храме. Это был не храм, в обычном его понимании, а небольшая комната с бумажными иконами и аналоем, на втором этаже. Здесь мы молились утром и вечером. Вечером мы читали вечерню и утреню с помяником. Сестер в скиту было немного: послушница Елена Свинарева, инокиня Пантелеимона, монахиня Матрона, послушница Галина и я. После молитв я пошла на коровник, Елена на кухню готовить трапезу, а Пантелеимона, Матрона и Галина остались в кельях выполнять монашеское правило. Со своими обязанностями я справилась легко — все-таки коровник здесь был небольшой, не то, что в монастыре. Все молоко я отнесла на «молочку» — специальный домик, где оно хранилось до перевозки в Епархию, и где из него делали творог и сыр.