Читаем Исповедь бывшей послушницы полностью

Нектарию Матушка ругала почти на каждом занятии, на которое она приходила из богадельни. М. Нектария редко ходила по монастырю в форме, в основном она была «раздетая». «Раздеть» Матушка могла по любому поводу, любую сестру и на любое время. Это значило, что сестра не может носить монашескую или иноческую форму, а только платок и подрясник, и не имеет права причащаться.

<p>Глава 23</p>

На следующих после нашей «спевки» занятиях был настоящий концерт. М. Нектарию опять ругали за то, что она по ночам в келье рисует без благословения и таким образом тратит монастырское электричество. Было решено забрать у нее все краски и кисти, если она сама не сдаст их добровольно. Она оправдывалась, и это очень возмущало сестер. Вдруг вскочила м. Гавриила и стала прямо как в младшей группе детского сада быстро-быстро говорить:

— Матушка, Матушка, я их видела в храме троих. Они там пели перед иконой.

— Кого? — видимо помыслы еще не были прочитаны, и Матушка была не в курсе.

— Мать Нектарию, Ларису и Машу, они стояли и пели у иконы.

Мне велели встать.

— Маша, что вы пели? Почему втроем, ночью?

— Матушка, мы пели по нотам Херувимскую не ночью, а вечером, после чая.

— А кто вам благословил?! — до Матушки начал доходить весь размах и дерзость преступления, — Нектария, Лариса, Маша! Бесстыдницы! Мерзавки! Три змеи сплелись в клубок… Чего вы там замышляли? Дружбочки у вас теперь? По углам прячетесь? Что вы там шептались за спиной у игумении, у своей старицы! — Матушка часто себя называла не иначе, как «старицей», то есть это как «старец», только женского рода.

Как она нас только не называла. Матушка кричала, мы с Ларисой просто стояли молча, в ожидании развязки, а м. Нектария взялась оправдываться, спорить, потом у нее случилась истерика. Она стала рыдать, пищать своим тоненьким голосом, и никак невозможно было заставить ее замолчать. Она кричала, плакала, размахивала четками, картина была до того жалкой, что все молчали, никто не мог вставить слово. Кажется м. Нектария высказала наконец все, что у нее накопилось, открыла чистосердечно все свои помыслы, ничего не скрывая. Матушка быстро свернула занятия, встала и ушла. Это был единственный случай, когда она ушла с занятий. Мы остались сидеть за столами. На середину трапезной вышла м. Серафима и сказала, что мы все очень виноваты перед Матушкой, не только мы трое, но и все остальные сестры, которые не смогли вступиться за Матушку. Как будто Матушку нужно было защищать от расплакавшейся м. Нектарии. М. Серафима сказала, что теперь нам всем нужно пойти и положить Матушке земной поклон. Все пошли в троицкий корпус. Матушка вышла к нам из своих покоев со спокойным лицом, молча приняла наши поклоны и ушла к себе.

Если бы я своими глазами не видела эти матушкины спектакли на занятиях, я бы не поверила, что люди вообще могут такое вытворять. После всех этих событий меня охватило какое-то отупение, мне стало все равно, что происходит вокруг. Все это было так дико и ни на что не похоже, что я вообще перестала как-то воспринимать реальность. Матушку я стала ужасно бояться. Я боялась не просто подойти к ней с каким-то вопросом, боялась даже просто попасться ей на глаза. Стоило мне с ней встретиться, это всегда заканчивалось криками. Как-то раз, когда я стояла в кухне, нарезая хлеб на трапезу, я услышала матушкин голос, она входила в трапезную и направлялась на кухню. Она громко что-то говорила келарю. Я даже сама не заметила, как оказалась в маленькой пустой комнатке, где чистили овощи. Я стояла в этом убежище, прижавшись к стене и ждала, когда Матушка выйдет из кухни. Все это получилось удивительно быстро, как-то само собой, не хотелось лишний раз с не встречаться.

Чувствовала я себя неважно. На душе все время было как-то тревожно и страшно, даже ночью я не могла расслабиться и заснуть от навязчивых мыслей. Все крутилось в голове, пока я ни принимала что-нибудь успокаивающее. У Пантелеимоны была целая коробка различных лекарств. Она разрешила мне взять столько, сколько мне нужно. Я набрала в пакет самых разных таблеток: колвалол, валокардин, феназепам, релаксон, афобазол, даже антидепрессанты амитриптилин и прозак. Травки и валерианка мне не помогали. Раньше я никогда не принимала таких таблеток, я вообще старалась избегать всякой химии. Когда я пыталась ничего не пить, тревога и страх становились такими сильными, что мне казалось, я схожу с ума.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии