- А сама пишет, и еще как. И за это Матушка ей все прощает и позволяет. Думаешь Матушка не знает, что у нее мужик есть в деревне?
- Это на голубом уазике? Знакомый просто, никакой это не мужик.
- Да они уже не первый год встречаются, когда она здесь бывает. Он к ней и в больницу приезжал, когда она там с пневмонией лежала, привозил ей подарки.
- Да ну, не верю я во все это.
- Ну и не верь. А я тебя предупредила: ничего ей не рассказывай, а главное — не ругайся с ней, иначе пожалеешь.
Мне трудно было поверить, что можно, будучи инокиней, встречаться с мужчиной. Хоть я и видела, что голубой уазик приезжает каждый день на поле, где м.Ксения пасет коров, но я предпочла думать, что они просто дружат. М.Ксения тоже говорила, что Володька — небольшого роста мужичек лет сорока пяти с большими задумчивыми глазами — ее друг. М.Ксения несколько раз просила его помочь нам в хозяйстве: заколось телку, прибить вагонку в прихожей, починить трактор, он всегда соглашался и помогал. На нее он смотрел с большим удовольствием, даже восхищением, делал все, что она просила.
Как-то в воскресенье Пантелеимона, м.Матрона и Галя с Наташей уехали в монастырь, там был очередной «матушкин» праздник, на который обязательно нужно было явиться с букетом и подарками. Я, м.Евфрасия и м.Ксения остались в скиту. М.Ксения не ходила на наши службы, все уже к этому привыкли, поэтому мы с Евфрасией пошли служить, а Ксения осталась у себя в келье. На улице шел проливной дождь, коровы стояли дома. В середине повечерия я вышла к себе за нотами. Пока искала ноты, посмотрела в окно. Там была странная картина: под проливным дождем м.Ксения изо всех сил катила за ворота тачку, груженую мешками с комбикормом. Я поняла, куда она это везет. Несколько дней назад к нам заходила «бабка», так мы ее звали, наша соседка, и просила продать ей комбикорма. Пантелеимона отказала, потому что у нас самих было немного. М.Ксения с этой соседкой общалась. Ясно было, что она сама решила «толкнуть» комбикорм. Я подождала, пока Ксения вернется, потом одела дождевик, взяла тачку и пошла к «бабке». Бабкины ворота были открыты, а мешки лежали под деревом, укрытые пленкой. Я погрузила их на тачку и повезла обратно на коровник. Я надеялась тихонько вернуть комбикорм в коровник, чтобы никто ничего и не понял. Тут выбежала «бабка» и начала проклинать меня и мою жадность. Деньги Ксении она уже заплатила, хотя знала, что та не отдаст их в общую казну. Она бежала за мной до самого коровника, осыпая проклятиями. Ксению мы в тот вечер не нашли, она ушла в деревню к своему другу и позвонила оттуда в монастырь Матушке. На следующий день меня вызвали к игумении.
Глава 40
Я прихала в монастырь, готовая ко всему. Чтобы не бояться Матушки и позорно не трястись в ее присутствии, я выпила несколько успокаивающих таблеток. В это время Матушка как раз была у себя в игуменской. Там же я увидела м.Серафиму, м.Селафиилу, м.Еслисавету и еще несколько сестер. Когда я вошла и встала на колени перед Матушкой, она сразу спросила меня:
- Ну что, Маша у вас там с Пантелеимоной? Шашни крутите? Дружбочки?
Я сначала не поняла, о чем речь, но потом до меня дошло, что именно Ксения сказала Матушке.
- Да, Матушка, мы общаемся, она же старшая.
- Лучше бы помыслы писала своей старице, чем непонятно с кем общаться. (Напомню, что «старицей», то есть старцем без бороды, м.Николая называла себя).
Я подумала, что лучшая оборона — это нападение:
- Матушка, что благословите делать? М.Ксения ворует с коровника комбикорм и продает его в деревню.
Матушка смутилась, потому что обвинение в воровстве слышали другие сестры. Она начала тихим голосом объяснять мне, что Ксения не совсем в своем уме, блаженная, подвижница, ее поступки нам нельзя критиковать. Даже если она ворует — это часть ее подвига, если ее этого лишить — она погибнет. Чтобы я не сказала еще чего, Матушка предпочла меня срочно отослать обратно в Рождествено.
Ксения больше не разговаривала ни со мной, ни с Пантелеимоной, которая тоже отчитала ее за эти мешки и запретила ходить к Володьке. Ксения стала общаться с Наташей, хотя до этого говорила про нее гадости. Не знаю, что они вдвоем писали Матушке, но та звонила чуть ли не каждый день Пантелеимоне на мобильный и ругала ее и меня за то, что мы якобы состоим в блудных отношениях друг с другом. Никакие доводы не помогали: Матушка указывала на то, что два человека (Ксения и Наташа) пишут об одном и том же. То, что они могли договориться, в расчет не принималось. Матушке такой поворот событий был на руку: нужно было доказать, что от долгой жизни в скитах люди развращаются, а не спасаются. И еще это был повод вернуть меня обратно в монастырь. Ей не давало покоя то, что я по своей воле уехала в этот скит, она грозилась забрать меня обратно.