– Я готовлю здесь големов для грандиозного перфоманса, – торопливо, пока шас не передумал с клятвой, сообщил Пифуций.
– Для чего? – уточнил далекий от культуры торговец.
– Для перфоманса, – повторил конец. – Это что-то вроде инсталляции, только с церемонией. Современное художественное искусство.
– А красками по холсту уже не современно?
– Не актуально.
– Почему?
– Потому что художников много, а учиться красками по холсту – долго. Проще устроить перфоманс.
– Не думал, что ты до этого опустишься, – посетовал Хамзи. – Мне говорили, у тебя есть вкус.
– И вкус, и чувство ритма, – заверил собеседника конец. Так заверил, что шас задумался. – Но в действительности я всего лишь скромный продюсер… Настолько скромный, что моего имени не будет на афишах.
– А-а… А как же киоск?
– Неудачная репетиция, – выдал свою версию Пиф. – Не думал, что получится настолько шумно, и забыл накрыть происходящее мороком.
– А почему возле гостиницы?
– Чтобы далеко не бегать. – Конец похлопал себя по животику. – Я, знаешь ли, не кенийский марафонец, чтобы по всему городу мотаться ради всякой ерунды. Я велел голему работать, а сам наблюдал с безопасного расстояния.
– А почему попался? – Шас периодически выдавал кредиты, поэтому знал, что мало вопросов не бывает, и хотел досконально разобраться в случившемся.
– По глупости: голема спрятал, а сам не успел. – Вранье получалось у Пифа все более и более гладким, он даже сам начал верить в свою выдумку, и не просто врал, а как бы излагал Дамиру историю из параллельной реальности.
– По глупости, это хорошо. – Хамзи было приятно слышать подобное признание.
– Так мы договорились? – спросил конец. – Никому ни слова.
– Никому, – кивнул шас.
– И увези отсюда Роксану.
– Ладно…
С любым новым знанием надо переспать.
Не смейтесь. Попробуйте воспринять эту мысль буквально, и поймете, что так оно и есть: сон разложит все по полочкам, очистит информацию от шелухи и правильно расставит акценты. Утром вы будете иметь в голове знание, а не сумму данных.
Закончив с тетрадью и подведя, таким образом, некий промежуточный итог, Максим ложился спать в состоянии легкого перегрева от обилия невероятной информации, всю ночь ворочался, просыпался, снова проваливался в тревожный сон, дважды вставал, пил минералку, бродил по комнатам и снова ложился. Однако утром поднялся достаточно свежим – его бодрило ощущение усвоенного и принятого знания.
Бодрил новый взгляд на мир.
А главное – Макса возбуждал предстоящий визит в секретное убежище, которое прадед обустроил в Оперном театре. В самое настоящее колдовское логово! Туда, где его могут ожидать и сокровища, и опасности!
Последнее, конечно, не столько бодрило, сколько настораживало, однако не так сильно, чтобы Воронов отказался от задуманного.
«Чем я рискую? Практически ничем. Я ведь не собираюсь рыть подкоп или сбивать замки. Обойду Оперный по кругу, загляну, куда получится, возможно, пройду внутрь. Там пощелкаю «Брегетом» и взгляну на театр через призму нового восприятия мира. Никакого риска.
Что приобретаю?
Если удастся найти секретную дверь – опыт и доказательства, что все мои новые знания не выдумка, что прадед был действительно колдуном, а не сказочником… А уж входить в ту дверь или подождать – решать мне. Почувствую опасность – уйду, вот и все дела. А потому – вперед!»
Июльское утро созрело, но до настоящей жары оставалось часа полтора, и это радовало, поскольку бродить предстояло большей частью по солнцепеку. Максим бодро отмахал два квартала, отделяющие его дом от площади Ленина, затем сбросил темп и совсем иначе, вразвалочку, направился к театру. Неспешная походка автоматически переводила его из разряда пешеходов, идущих по делам, в разряд туристов и отдыхающих, а для полноты картины Максим остановился и немного потаращился на огромные скульптуры напротив Оперного, после чего вышел на центральную аллею «цветастого» скверика и уставился на массивные колонны, между которыми висели рекламные растяжки.
По мнению самого Воронова, образ туриста он создал достоверный.
Зачем? Он и сам не понимал. Просто захотелось такой вот игры.
Оценив махину здания с дистанции, «турист» Воронов медленно двинулся к центральному входу, а у крыльца замедлил ход, достал заветные часы и щелкнул крышкой.
И летние краски тут же сделались вдвое ярче, словно со всех клумб и деревьев неожиданно смыло городскую пыль. «Брегет» сработал в штатном режиме, но как Максим ни приглядывался, никаких изменений вокруг он не обнаружил.
Разумеется, Воронов не ожидал, что Оперный превратится в мрачную цитадель с коваными воротами и башнями вместо чешуйчатого купола, но надеялся, что видимые – под действием часов – изменения будут. А получилось… ничего не получилось. Даже краска на стенах насыщеннее не стала, поскольку была и без того яркой и свежей – не так давно театр пережил косметический ремонт.
«Ну что же, нет, так нет, посмотрим с другой стороны…»