Исполняющий обязанности

– Лиственница, – вопреки обыкновению коротко ответил Войкович.

– Нужно вскрыть ящик-другой. Посмотреть.

– Как скажете, – он отошел в сторонку и вскоре вернулся с инструментами: ломиком-гвоздодером и молотком.

– Которые ящики требуется открыть?

– Ну, для начала этот – я показал на третий ярус стеллажа и приготовился стаскивать.

Не пришлось.

Войкович опять удалился и приехал на погрузчике. Велосипедная тяга в одну человеческую силу. Не скоро, но споро. Погрузчик поднял до нужного уровня ухватчики (в погрузчиках я не силен, может, конструкторское название и иное), подцепил ящик и не спеша, аккуратно, положил его на пол.

– Судя по маркировке, здесь двенадцать самозарядных карабинов Симонова, – сказал он.

– Вот и проверим, – ответил я.

Но проверял Войкович. Он ловко, только этим и занимался, вскрыл ящик (хотя следует признать, что ящики и сбиты были так, чтобы их было легко вскрывать и заколачивать), откинул верхнюю часть. В вощаной бумаге, в густой консервирующей смазке лежали они, самозарядные карабины Симонова. Пересчитывать я не стал, и незачем, и от смазки долго отчищаться.

– Я удовлетворен, – сказал я, и тут же Войкович столь же ловко вернул ящик в первобытное состояние.

– А патроны?

– Да, есть и патроны. Показать?

– Нет, но… Сколько же им лет, этим патронам?

– Ящики, в которых упакованы цинки, помечены от шестьдесят первого до восемьдесят шестого года. Те, восемьдесят шестого, чешского производства. Учитывая, что температура стабильно плюс двенадцать…

Я не удивился, что плюс двенадцать, я удивился, что чувствую только легкую прохладу.

– Ветра нет, воздух сухой, плюс адреналин подогревает.

– А золото? Тут где-то золото?

Войкович провел меня в угол, где стояли небольшие ящики.

– Будем вскрывать?

– Хотелось бы знать, что внутри.

– Испанское золото. После поражения республиканцев из Испании в Советский Союз было вывезено золото, а у Испании, поверьте, за века скопилось его немало.

– И все оно здесь?

– Нет, разумеется. Тонн десять, не больше.

И он открыл ящик, подготовленный заранее. Слитки как слитки. Напоминали коробки с костяшками домино. Только не черные, а жёлтые. И надписано соответствующее, мол, столько-то унций испанского золота, смотрите, не перепутайте.

Никто и не путал.

– Что ещё интересного есть на этом уровне?

Вместо ответа Войкович подвел меня к двери в стене.

– А что там? Алмазный фонд?

– Там ход, ведущий в древнее подземное поселение.

– Насколько древнее? И насколько подземное?

– Граф Карагаев считал, что поселению – он звал его Навь-Городом – не менее десяти тысяч лет. Что до глубины – сам граф спускался ещё на четыре уровня вниз, но что-то заставило его отказаться от дальнейших изысканий.

– А работники музея?

– Этот ярус был режимным, а с режимом шутки плохи. И второй-то ярус можно было посещать лишь в сопровождении особых людей во дни учений, а уж третий…

– А дядя?

– Он просил показать ход вам. Ключ к двери у вас.

– Но ведь это научное открытие мирового значения.

– Вы когда-нибудь слышали про город Деринкую? – спросил меня Войкович.

– Не припомню.

– Это подземный город в Турции, открыт в шестьдесят третьем году. Тысяча девятьсот шестьдесят третьем. А так ему четыре тысячи лет – по мнению археологов.

– Что, тоже на четыре уровня в глубину?

– Открыто десять. А там, может, и все тридцать. Археологи спешить не любят. В библиотеке вашего дяди, простите, в вашей библиотеке есть книга о Деринкую, солидное издание позапрошлого года.

– На французском? – не удержался я.

– На турецком и английском, параллельно.

– Это ладно, это другое дело.

Мы не спеша поднялись наверх.

– Всё-таки удивительно. Такие ценности – и никто не хватился.

– На территории СССР существовали куда более серьёзные объекты. Десятки тысяч тонн химического оружия, например.

– Его ж нейтрализовали. Утилизовали. Кажется.

– Утилизовали едва ли сотую часть. Тут много причин: износ ёмкостей, не позволяющий транспортировку, да и просто неизвестно, где хранятся все эти тонны люизита, изготовленные в годы первых пятилеток. После чистки армии в тридцатых… Тут, вот прямо здесь, на третьем ярусе, сорок бочек газа Нафферта, хранятся. В отдельной камере. Может, будут какие распоряжения?

– Какие уж распоряжения. Пусть и дальше хранятся.

– И вот так по всем губерниям. Наследство Советского Союза.

– Ладно, отравляющие газы – штука вредная. Ладно, стрелковое оружие – его, если считать с трофейным, по стране десятки миллионов стволов. Но золото! Десять тонн золота!

– Это по минимальным подсчетам десять, – уточнил Войкович, и продолжил: – Вы человек молодой, а ещё до вашего рождения вдруг оказалось, что золотой запас СССР, тысячи и тысячи тонн, взял, да исчез. Сгинул, будто и не было. Даже иностранных сыщиков нанимали искать – не нашли!

– Ну да, золото партии…

– Золото было государственным. И сплыло.

Мы уже были в дядином – то есть, конечно, моём – кабинете.

– Ну, хорошо. Положим, есть у меня злато, есть булат. Вы, Владимир Васильевич, всё показали, да только не сказали, что мне с этим добром делать.