Теперь я начал догадываться. То есть догадывался я и раньше, один бурьян перед воротами чего стоил, но вот оно, подтверждение. Лошадь ведут на свадьбу не водку пить. Уж если дядюшка подобрал мне гардероб по мерке, то и дело тоже подобрал. По способностям. Ну и шар подобрал тоже. Вполне возможно, что и китайский, только не современной работы, а времен династии Шан. Хотя это совершенно не важно.
Шар вместе с подставкой я вернул в ящик. Остыть нужно. Настроиться. Обрести душевный покой. А для обретения душевного покоя нет средства лучше прогулки по окрестностям.
Я спустился вниз, вышел из дома. Земля и в самом деле тёплая. Воздух тянет ввысь, будь я чуть полегче – полетел бы. Но – не полетел. Потому что шагал осторожно, по въевшейся за армейские годы привычке: на незнакомой местности смотри в шесть глаз. Вот я и смотрел, куда ступаю. И смотрел по сторонам. И смотрел вверх. И оглядывался. Немного утомительно, зато жив. Правда, подкрадываться было некому. Степь. Но и в степи могут водиться тигры и драконы.
Я шёл и шёл, внимая природе. Возвышенность хоть и невелика, а позволяла видеть далеко – как солнце продавливает горизонт, как два самолета чертят параллельные прямые у того же горизонта, как полетел к дубравке коршун, как яркая звезда, Венера или Сириус, открыли ночь, – и нечувствительно оказался у границы моего поместья. Канавки с пологими краями. Опять взыграла ноздрёвщина, хотелось полей, лесов и рек, но я её, ноздрёвщину, быстренько придавил. Лесов мне не хватает, понимаешь. Лесной фонд покамест казённый, потому непродажен и неукупен. Хотя для нужного человека могут, пожалуй, сделать исключение, но кому нужен я?
Я раздумывал, идти ли дальше, нет. Решил – чуть-чуть можно. Сумерки сгущались, но до полной тьмы было время.
Перепрыгнул через канавку, и во время коротенького прыжка в груди замерло, будто во сне летаю. От свежего воздуха, верно. От лёгкости.
Прошёлся и по чужой земле. Ладно, не чужой, федеральной. Приблизился к лесу, но остановился. Что в степи полумрак, в лесу – тьма. Можно и лицо разбить, и глаз потерять запросто. В степи ногой в чужую норку угодить, и хорошо, если только растяжением связок обойдется. Нет, при малейшей возможности ночь следует проводить в своей норе.
Я ещё раз вгляделся в дальнюю даль. А потом в даль ближнюю. Где-то шагах в двухстах показалось, будто стоит девушка в сарафане, стоит и манит рукой, иди, мол, ко мне. Конечно же показалось. И темно, и далеко, и откуда здесь девушки, да ещё в сарафанах, и, опять же, зачем им я нужен?
Просто показалось, и всё тут.
Я решительно, назло мороку, повернулся и зашагал домой. Еле-еле разглядел канавку, и то скорее мышечная память подсказала. Прыгнул обратно – с тем же чувством полёта во сне.
Где-то на пути к бассейну увидел странное: на земле медленно двигались синие огоньки. Спиралью. Как водоворот. Крохотные, как звезды Утиного Гнездышка. Водоворот этот был метра два в поперечнике. Я нагнулся, даже встал на четвереньки, пытаясь разглядеть, что же это тут светится. Не сумел. Решил, что светлячки, только очень маленькие. Может, они в Красную Книгу занесены, или даже пока не открыты.
Я осторожно обошёл водоворот, стараясь не раздавить чудесных насекомых. Сколько я при этом раздавил нечудесных, в счёт не идёт.
Уже у бассейна меня встретил Войкович, с фонарем. Такой фонарь ненаправленного действия, кампусный. Тебя все видят, а ты лишь метров на пять. Ну да, он специально такой и взял, чтобы я его издалека углядел. Мы дошли до барского дома, ну, то есть просто до дома, и Войкович передал мне фонарь, сказав, что аккумулятора хватит на тридцать шесть часов непрерывной работы, а когда вот тут замигает красный огонёк, значит, требуется подзарядка, и он тогда возьмет и зарядит от ветряка. Потом дал ещё два фонарика, мелких – один налобный, другой ручной, с направленным светом.
– А керосиновая лампа? – спросил я.
– Есть свечи. В каждой комнате. Могу принести и керосиновую лампу, но если у вас нет навыка обращения с ней, то, возможно, стоит отложить лампу на завтра?
Я согласился. Керосин, стекло, фитиль – все это лишняя морока. Зачем она, когда светодиодный фонарь давал достаточно света, особенно в помещении. Как дюжина свечей.
Войкович проводил меня до спальни, где рядом с кроватью стояла тележка с холодными закусками, а на массивном столике тяжелый стакан, бутылка водки и бутылка коньяка.
– Коньяк – продукт местный. Ну, пусть бренди, но дядюшка ваш именовал коньяком. Виноград свой, бочки натурально дубовые, опять же из местных дубов. Водку делает Анна Егоровна, преотличная водка. Из районной пшеницы. Если у вас другие предпочтения, могу принести вино. Дядя ваш употреблял перед сном обыкновенно водку, иногда коньяк.
Я ответил, что довольствуюсь тем, что есть, а там посмотрим. И да, дом на ночь запирают?
– Разумеется. Он же был заперт, когда вы приехали. Хотя чужих здесь давно не видели, но порядок есть порядок. Ваш дядя и оружие часто при себе держал, револьвер. Для порядка. Хотя ни разу на моей памяти не выстрелил.