Дети тихо и послушно построились, вышли из класса. Разглядывая себя в зеркале, Янина Петровна видела, как лицо ее стремительно отекает.
– А вдруг у меня там скрепки? – с ужасом думала она.
Одной рукой прижимая рану, учительница машинально собирала в стопку тетрадки с заданиями, журнал. В класс осторожно заглянул Костик Бусел.
– Янина Петровна, вы живы?
– Конечно, Костик.
Она старалась не выдать своего раздражения. Ей хотелось побыть одной, убедиться, что кровь остановилась, ничего опасного нет.
Костик осторожно подошел к столу, с любопытством разглядывая ее распухшее лицо и что-то пряча за спиной. Он пытался заглянуть Янине Петровне в глаза, а ей было неловко от детского любопытства.
– Чего тебе, Костик, почему ты сбежал из столовой? Надо идти с классом.
Ей подумалось, что мальчишка специально вернулся, чтобы в отсутствие детей стащить что-нибудь.
– Что ты прячешь за спиной? Ну-ка, покажи.
Костик смущенно положил на край стола надкусанный коржик:
– Это вам, Янина Петровна. Только я не удержался, откусил немножко.
У Костика Бусла не было никаких видов на особенное к себе отношение. Его поступок был предельно прост. Он хорошо знал: когда бывает больно – очень хочется, чтобы кто-то пожалел.
Тупик, в котором сейчас стояла Яна со своими критическими анализами школы, оказался вовсе не тупиком, а коридорчиком в лабиринте, где подавал ей знаки спасения не очень успешный ученик Костик Бусел.
Бусел пододвинул ближе к Янине Петровне свой коржик. Учительница не дала развиться своим рассуждениям по поводу его грязных рук, нестриженых ногтей. Она взяла подношение и отломала маленький кусочек.
– Костик, спасибо. Я возьму немножко, потому что коржики мне есть очень вредно, а тебе – полезно.
– Да, – кивнул Костик, ему нравилось завершение разговора.
Свободная птица
Травма на рабочем месте не вызвала никакого сочувствия у администрации школы. Вопросы о страховке, больничном листе и особой медпомощи, наконец, инструкция о том, как надо правильно работать со степлером, вызывали у Яны острое желание уйти в глухое подполье и полежать тихо, без признаков жизни, возле мешков картошки.
На электронную почту пришло два заказа. Яна потрогала пластырь на лбу: вроде болеть стало меньше. Значит, надо работать, и она стала набирать антапкин текст.
«Родительское собрание. Директор сказала, чтобы пришли родители. Говорю: «Нет у меня родителей. Бедная сиротка я».
– В анкете написано, что есть.
– Это приемные. Скажете им, что меня надо лучше воспитывать, забьют до смерти или сдадут снова в детский дом.
Пока отпустили. Надо идти договариваться с соседкой Зиной. Она всего десятку берет за услугу «родитель на собрании». Мне нравится, когда она приходит к нам в школу разведчиков, хорошо поддерживает мой креатив. Прошлый раз это было в апреле. Пришла Зина в валенках с пакетом, на котором «С Новым годом» написано. Я ей туда пару книжек положила. Говорю, как станут что-нибудь про меня говорить, ты книжечки эти медленно доставай и на стол выкладывай. Книжки были такие: «Лев Толстой как зеркало русской революции», «100 уроков Камасутры» с вырезанными картинками, «Как правильно выбрать автомобиль» и «Разведение кроликов на вашем балконе». Думаю, отвяжутся от меня на пару месяцев».
Вставились две ссылки про машины и кроликов, а это аж два доллара!
На следующий день она написала заявление об увольнении. Его тут же одобрили, и Яна стала свободным от работы и зарплаты человеком.
Ей тут же захотелось заполнить свой день чем-то таким, на что раньше никогда не хватало времени. Она больше трех часов потратила в Национальном художественном музее, час разряжала свою кипяченую ситуацию в школе этнических барабанов «Тэкадум», посмотрела восточный ширпотреб на ярмарке возле Дворца Искусств и долго сидела на скамейке в маленьком скверике с крошечным фонтаном, поедая мороженое. Однако радость от победы оказалось какой-то маленькой, даже меньше, чем от мороженого. Она вспомнила Костика с надкусанным коржиком, Корнееву Анечку, поджидающую ее у кладовки с самодельной открыткой ко Дню учителя, последнюю выставку, где продались две смешные работы Кати Поскребко. На эти неожиданный деньги были куплены для юной художницы в художественной лавочке настоящие кисточки. И этот детский восторг: «Кис-точ-ки!» Рамки для несчастных работ Сережи Куксо, – больше половины учительской зарплаты – зато получилась классная выставка на всю стену возле учительской. Сережа рисовал для учителей, чтобы они вытянули ему оценки. Может, это и помогло ему с трудом перевалиться в десятый класс. А его батики Стешиц нашла вместе с хозяйственной ветошью в кладовке технички. Ими вытирали пыль. Но как только подрамник с туго натянутой тканью вставили в раму, случилось чудо, которое было приятно рассматривать и удивляться умению двоечника и лентяя Сережи Куксо. Сережина выставка повисела дня три. Работы исчезли, и куда – никто ничего не мог сказать, учителя пожимали плечами, а Сережа хмуро покуривал за углом школы и отказывался отвечать на вопросы.