Исполнение приговора

Воздержавшись от продолжения дискуссии и уже далеко не впервые поймав себя на том, что ведет ее в каком-то странном, ненадлежащем, чересчур легком и где-то даже граничащем с дружеской фамильярностью тоне, генерал нажал клавишу, помеченную цифрой три. При этом ему подумалось, что увенчанный благородными сединами хлыщ с замашками британского лорда, несмотря ни на что, стремительно делает карьеру, о которой он, Андрей Константинович, не так давно запретил ему даже мечтать: становится его, генерала Тульчина, доверенным лицом. Гляди-ка, со дня того памятного разговора еще и недели не прошло, а он уже значится в списке быстрого набора – говоря иными словами, в личном рейтинге генерала Тульчина – под третьим номером! Барабанов не значится, Уваров не значится, а этот – нате, любуйтесь – тут как тут!

Федосеев ответил сразу, как будто ждал звонка. А впрочем, он его, конечно же, ждал – просто потому, что таков был прямой приказ начальства: оставаться неподалеку и быть наготове. Он всегда находился где-то поблизости и пребывал в полной боевой готовности; он был отменный, прямо-таки эталонный служака, и именно это больше всего в нем и настораживало.

– Когда были сделаны снимки? – избегая имен и званий, резко спросил Тульчин.

– Вчера, – со спокойной готовностью ответил подполковник Федосеев, – около полудня. Встреча в кафе продолжалась с двенадцати ноль-четырех до двенадцати десяти.

Генерал прервал соединение и осторожно, словно боясь повредить, опустил телефон на стол.

– Интересное кино, – задумчиво произнес он. – Твои показания о времени встречи подтверждаются, майор. И я не допускаю даже мысли о том, что снимки могли подделать. Тем более что ты сам только что признал их подлинность.

– Но?.. – слегка подтолкнул его майор Барабанов.

– Но! Вот то-то и оно, что «но»… Но вчера в это же самое время – сколько-то там минут разбежки, с учетом дистанции, можно смело не принимать во внимание – полностью подпадающий под известные приметы водитель вот этой самой машины с этими самыми номерами стрелял в меня из «Стечкина» с глушителем у меня на даче. А я, как белорусский партизан, истекая кровью, геройски отстреливался из дробовика. Что же это получается – их двое, что ли?

– Если вы не врете, – Барабанов сделал паузу, давая генералу возможность по достоинству оценить этот изящный пассаж, – и вам не померещилось спьяну, то – да, двое. Это как минимум. Причем настоящий из них только один. Что я уже битый час и пытаюсь довести до вашего сведения.

* * *

– Ответь мне на один вопрос: как можно так метко стрелять и при этом быть таким идиотом? – спросил водитель золотистого «лексуса» с трехцветной, под государственный флаг, наклейкой спецпропуска под ветровым стеклом, после чего резким шлепком ладони прихлопнул у себя на шее комара.

Они сидели на корточках около маленького костерка. Вокруг в полном безветрии молчал еловый лес – днем безрадостный и мрачный, сейчас, в темноте, он давал богатый урожай хвороста, которого тут было буквально навалом – только руку протяни. В безоблачном ночном небе горели густые и яркие, каких ни за что не увидишь в городе, россыпи звезд, над черными, будто мастерски вырезанными из окрашенного тушью плотного картона, верхушками елей зависла кособокая, уже заметно идущая на убыль луна. В темноте за их спинами таинственно поблескивали стеклом, лаком и хромом припаркованные бок о бок машины – описанный выше золотистый «лексус» и печально известный черный «БМВ». С учетом костерка, звезд и всего остального они напоминали пасущихся на ночном привале стреноженных боевых коней, вороного и рыжего.

– Не понял вопроса, – сказал подполковник Молчанов. Он прутиком выкатил из пышущих оранжевым жаром углей белесую, в черных пятнах обуглившейся кожуры картофелину, разломил надвое каменными, нечувствительными к боли пальцами, подул на крошащееся, зернистое и белое, как сахар, курящееся горячим паром нутро и с аппетитом, пачкая щеки черным, в него вгрызся. – Сформулируй иначе, – пытаясь прожевать огненно-горячее, шумно дыша через рот и оттого выражаясь в меру невнятно, предложил он. – Как-то более информативно и менее оскорбительно. Не касаясь моих умственных способностей и не забывая о результативности моей стрельбы.

– Он еще и обижается! – с горечью воскликнул водитель «лексуса». Пошарив вокруг себя, он подобрал кривой сучок, тоже выкатил из костра картофелину и принялся перебрасывать ее из ладони в ладонь, чтобы немного остудить. – Вот на кой хрен, скажи на милость, ты, не разобравшись с майором, полез к генералу?

– Это чисто технический вопрос, – с аппетитом жуя, сказал Молчанов и, вынув откуда-то из-за спины плоскую блестящую флягу, показал ее собеседнику. – Будешь?

– Еще и пьянствовать с тобой… Наливай! Смотреть на тебя, что ли?