Исполнение приговора

Он толкнул железную дверь, спустился по трем бетонным ступенькам и успел по инерции сделать три или четыре шага, прежде чем то, что видели глаза, проникло в сознание. Тогда он остановился, не слыша ничего, кроме тока крови в ушах и бухающего, как сваебойная машина, сердца.

Машин в гараже было три – три, а не две, как полагалось. Сверкающий, любовно вылизанный серебристый «лендровер», красная, как плащ тореадора, «ауди А6», а чуть в стороне, поставленный немного наперекосяк, явно впопыхах, – черный, забрызганный грязью и густо, до самой крыши, запыленный «БМВ» с московскими номерами.

Впервые в жизни майор Бурсаков почувствовал, что по-настоящему сильно, почти до обморока, напуган. Выброс адреналина был таким мощным, что он едва не пальнул по «БМВ» из пистолета. Сдержать панический вопль тоже оказалось нелегко, но он справился. Левая передняя дверца «БМВ» была чуть приоткрыта; взяв ее на прицел, пугливо озираясь, майор скользящим шагом двинулся вперед.

В салоне «БМВ» никого не оказалось. Выдвинутая до упора пепельница под приборным щитком была полна смятых окурков дорогих сигарет и тихо смердела, отравляя атмосферу, с зеркала заднего вида свисал, слегка покачиваясь, веселый пластмассовый чертик в больших солнцезащитных очках. Это многозначительное, со смыслом, украшение почему-то сильно задело самолюбие майора; вспыхнувшее бешенство отодвинуло испуг на задний план, и, выпрямившись, Бурсаков процедил сквозь стиснутые до звона в ушах зубы:

– Играешь? Ну-ну. Гляди, доиграешься!

Четко понимая, что убийца где-то рядом и вполне возможно, прямо сейчас наблюдает за ним через прорезь прицела, он подошел к воротам и ударил кулаком по кнопке электрического подъемника. В ответ взвыл оживший электромотор, сдержанно залязгало железо, и пластинчатая стальная штора ворот начала с рокотом наматываться на укрепленный под потолком вращающийся вал. Оставаясь начеку, с ушками на макушке и с указательным пальцем на спусковом крючке, Бурсаков подошел к «лендроверу», открыл дверь и забрался в водительское кресло.

Ключ торчал в замке зажигания. Переложив пистолет в левую руку, майор запустил двигатель. Ворота поднимались с томительной медлительностью, в ширящейся щели под их нижнем краем синели теплые летние сумерки. Наконец, эта щель стала достаточно широкой, чтобы сквозь нее могла пройти машина. Подняв глаза, Бурсаков поправил зеркало, мягко передвинул рычаг коробки передач, плавно отпустил сцепление и дал газ.

И почти сразу, чертыхнувшись, ударил по тормозам: он совсем забыл про ворота в заборе, которые тоже были закрыты.

Ворота были заперты на массивный железный засов. Ни о какой автоматике тут не было и речи, и, если майор хотел покинуть владения покойного начальника заставы, ему надлежало выйти из автомобиля и по старинке, вручную, отодвинуть эту хреновину и открыть тяжелые створки. Что и было сделано.

Бурсаков подогнал машину к самым воротам, включил нейтралку, затянул ручной тормоз и выпрыгнул из кабины, чувствуя себя голым и беззащитным несмотря на зажатый в руке пистолет. Он ждал выстрела, который не рассчитывал услышать, но выстрела все не было, и слабенькая поначалу надежда крепла с каждой секундой. Возможно, у киллера случился запор – с кем не бывает, человек ведь, в конце-то концов, а не ангел мщения! Сидит себе в сортире и злится: надо бы поработать, ан нет, не выходит!

Но это вряд ли. Скорее всего, у него имеются какие-то свои, непонятные простым смертным планы на контрабандиста и браконьера по кличке Струп – попавшего в переплет, напуганного до смерти и так далее. Но это его планы, его личные проблемы. Что бы ни нафантазировал себе этот маньяк, майор Бурсаков впредь в его играх участвовать не намерен. Нет уж, слуга покорный!

Он понимал, что находится под сильным, направленным, очень профессионально созданным психологическим давлением, но это мало что меняло, да и вряд ли имело значение. Гораздо более важным сейчас казалось поскорее отодвинуть тугой засов, как будто, очутившись за воротами, он мог разом избавиться от всех своих проблем и страхов.

Майор Бурсаков был полностью, окончательно деморализован. В данный момент он просто прекратил свое существование как боевая единица, и его можно было с чистой совестью отпустить на волю – сушить подштанники и ставить богу свечки за чудесное избавление. Это было очевидно, но тот, от кого сейчас зависела судьба майора, не привык отступать от своих планов.

Засов, наконец, уступил его усилиям и, лязгнув, переместился в крайнее правое положение. Торопливо, почти бегом, разведя в сторону створки ворот, Бурсаков вернулся к машине и прыгнул за руль. При этом он по свойственной каждому нормальному водителю привычке опять посмотрел в зеркало заднего вида и оцепенел, увидев там отражение полузнакомого, никогда прежде не виденного на таком малом расстоянии лица с блестящими темными линзами на месте глаз.

– Привет, стукачок, – сказал подполковник Молчанов.