Исполнение приговора

Пробраться под покровом ночи в этот сказочный терем и стибрить оттуда что-нибудь, могущее пригодиться в хозяйстве, никому из местных алкашей даже в голову не приходило – надо добавить, не приходило с некоторых пор. Раньше-то, конечно, случалось всякое – сперва случалось, а потом перестало – как отрезало. Потому что хозяин Хором был человек уважаемый, заслуженный, герой Чечни и даже, по слухам, орденоносец – говорили, что чуть ли не генерал.

Ясно, для пропивших последний ум деревенских ухарей наличие у человека заслуг и орденов – не препятствие, а, наоборот, дополнительный стимул. Что это были за заслуги, надо еще разобраться, а ордена легко превращаются в деньги, которые, в свой черед, еще легче превращаются в самогон – такая вот, если угодно, череда волшебных метаморфоз. Но человек, с мясом выдравший из фермерских угодий преизрядных размеров кусок и отгрохавший на нем трехэтажный терем из финских цилиндрованных бревен, даром что уже немолодой, с рук никому и ничего не спускал – выведывал наверняка, будто в волшебное блюдечко глядел, находил вора и, примерно наказав, как правило, получал свое имущество обратно – бывало, что и с процентами. А если получать оказывалось нечего – случалось и такое, притом нередко, – продолжал наказывать до тех пор, пока не отводил душу. Иногда сам наказывал, а чаще поручал это приятное, но довольно хлопотное и маркое дело своим подручным – здоровенным мордоворотам в камуфляже, которых у него на дворе в разное время проживало от двух человек до полного десятка. И некоторые из наказанных потом на полном серьезе божились, что мордовороты – это еще ничего, но вот сам Лукич – этого, братцы, не дай вам бог в страшном сне увидеть.

Герой этих передаваемых из уст в уста (шепотом и с оглядкой) жутковатых легенд действительно являлся заслуженным человеком, орденоносцем и генералом – если быть точным, генерал-полковником в отставке. Во время контртеррористической операции в Чечне генерал Пустовойтов был тяжело ранен, и врачам лишь чудом удалось его спасти. Вернуть боевого генерала в строй, однако же, оказалась не под силу даже признанным светилам военно-полевой хирургии с мировыми именами; покинуть службу он не захотел, и ему в виде исключения доверили бумажную работу в архиве личного состава. Делать ему, боевому генералу, в архиве было нечего; да хоть бы и не боевому – все равно, управлять вялым тамошним делопроизводством спокойно мог майор, что он и делал, оставив Степану Лукичу незавидную роль свадебного генерала. Правда, в своей новой должности Пустовойтов получил доступ к бумагам, о существовании которых раньше даже не подозревал, и узнал много нового о работе родного департамента. Там, в архиве, в нем, наконец, проснулась ранее намертво задавленная воинской дисциплиной любознательность, и со временем он даже начал получать удовольствие от бесконечного копания в бумажных оригиналах и электронных копиях секретных досье. Тогда же он впервые поймал себя на том, что, начитавшись отчетов о сложных спецоперациях, удачно проведенных провокациях и вербовках, сам начинает что-то такое сочинять, выдумывать и комбинировать, будто разыгрывая в мыслях шахматную партию с неизвестным противником: ты сюда – я сюда, ты туда, а я во-о-он туда, и – шах!

И еще он начал понимать – там, в архиве, этого не понял бы только последний болван, – что его всю жизнь использовали, как инструмент, причем недорогой, бросовый: сломается, и хрен с ним, новый купим. Он посылал своих ребят на смерть и умирал сам – на твердых холодных камнях, под чужим морозным небом с колючими злыми звездами, – а кто-то жирел на его крови, зарабатывая и приумножая капиталы – как политические, так и обычные, в свободно конвертируемой валюте.

Это было, мягко говоря, обидно.

Так, выражаясь высоким стилем, началось превращение боевого российского генерала в разбойника с большой дороги.

Попутно он – боевой генерал, герой, орденоносец и так далее, не особо загруженный работой, – являлся экспертом нескольких парламентских комиссий и военным консультантом «Мосфильма». Помимо киностудии Степан Лукич консультировал несколько крупных коммерческих фирм; частники платили хорошо, и одними только консультациями дело ограничивалось далеко не всегда. Поначалу этот вид приработка вызывал у него брезгливую гримасу, но со временем он перестал морщиться, окончательно осознав простую истину: деньги не пахнут, и лишними они не бывают никогда.

Кроме того, опыт, приобретенный по ходу оказания этих услуг, убедил его в том, что стесняться некого и нечего: рыльце в пушку у всех без исключения, сверху донизу, и честность в наше прагматичное время является синонимом глупости – тупой, бездарной, самовлюбленной глупости и беспочвенной гордыни. Именно таким он и был раньше – непроходимо глупым и необоснованно гордым. Как будто, таская для кого-то из огня каштаны, и впрямь делал какое-то великое, нужное дело. Тьфу!