Испепеляющий ад

Теперь его привели в светлую горницу, где за накрытым столом (весьма изобильным, но вглядываться в подробности от напряжения и неожиданности был он не в состоянии: рябило в глазах) сидели три человека. Двоих он узнал: Задов и следователь, который приходил в подвал. Третьего — низкорослого, широкоплечего, с низким лбом — видел впервые.

— Знакомься, — с усмешкой сказал Задов, указывая как раз на этого человека, — Нестор Иванович Махно, — затем качнул головой в сторону следователя. — Михаил Михеевич Киселев… Ну а я — ты знаешь.

Караульные усадили Шорохова в кресло с подлокотниками, ушли. Задов пододвинул ему тарелку с кусками жареного мяса, граненый стакан:

— Ешь, пей.

— Пить не могу, — сказал Шорохов. — Развезет.

— Тогда только ешь, — согласился Задов. — Слушай, запоминай.

Если это был допрос, то опять же какой-то хитрый, начинающийся издалека. Как себя вести? Накинуться на еду? Сюда его привели не за этим. Махно смотрит пристально, хмуро.

Мелькнула и такая мысль: "Коли потом убьют, что мне жратва!" Сидел неподвижно.

Махно сказал:

— Первое. Мы никогда против народа не выступали. Советы для нас — вся жизнь.

— Верно, — поддержал Киселев.

— Второе. Обвинения в предательстве — ложь. Нас предавали. Это было. Мы лишь отстаивали свои права. В-третьих. В поддержку мироновского бунта (Самостийное, вопреки запрета Реввоенсовета Республики, выступление 24 августа 1919 года частей Донского казачьего кавалерийского корпуса Красной Армии под командованием Филиппа Кузьмича Миронова на фронт для борьбы с белогвардейцами. — А.Ш.) мы никаких шагов не предпринимали. В-четвертых, мы тоже за коммунизьм.

Снова вмешался Киселев:

— Коммунизьм любить надо. Если в душе человека нет любви к коммунизьму, все другие люди для него бандиты. Человеку тогда что остается? Догнал, схватил, сожрал, побежал дальше, — он обратился к Шорохову. — Ты не бандит?

— Нет, — ответил тот.

— И я не бандит, — продолжал Киселев.

— А я? — насмешливо спросил Задов.

Ему никто не ответил.

— Я в Первом пулеметном полку служил, — с вызовом сказал Киселев, вновь обращаясь к Шорохову. — Слышал о таком?

— О твоем полке все слышали тысячу раз, — раздраженно проговорил Задов.

— Наш полк в феврале семнадцатого судьбу России решил, — упрямо продолжал Киселев. — Первая воинская часть, которая на сторону революции в полном составе перешла. По Невскому проспекту Петрограда с черным знаменем "Смерть капиталу!" под оркестр прошагали. Я это знамя нес.

— Слышали, — сказал Задов.

Киселев мотнул головой в сторону Шорохова:

— Я не тебе, я ему… Смерть капиталу! У нас и теперь это на знаменах написано, — он повернулся и Махно. — А у них, Нестор? Отбросили начисто. Хоть с самим чертом готовы дружбу водить. И ты сейчас хочешь нашими знаменами пожертвовать? Твои слова: "Большевики оседлали революцию"? Или не твои? Забыл их тоже?

— Я тебя, Михаил, когда-нибудь пристрелю, — сказал Махно.

— Сейчас стреляй, — Киселев поднялся из-за стола, не оборачиваясь, вышел из комнаты.

— А ведь и я, Нестор, не могу в спину стрелять, — проговорил Задов.

— Ты можешь, — хмуро глядя вслед Киселеву, ответил Махно. — Иначе я бы тебя на твоем посту не держал, — он повернулся к Шорохову. — Наше решение заключить союз с Красной Армией окончательно. Это пятое. Ближайшая наша операция — наступление на Мариуполь. Красные, полагаю, в нем тоже заинтересованы. Это шестое.

Рывком поднявшись с места, Махно тоже вышел из комнаты.

— Ты ешь, — сказал Задов. — Церемоний не разводи. Мы с тобой теперь вдвоем.

Шорохов пододвинул к себе блюдо с холодцом. После голодухи была это тут единственная безопасная для него еда. Да и ту следовало хватать умеренно.

— Ты счастливого поворота в своей судьбе не видишь, — продолжал Задов.

Еда влекла к себе беспредельно. Шорохов все же перестал есть, взглянул на Задова:

— В чем этот поворот?

— Штабу Повстанческой армии срочно нужна связь с Реввоенсоветом Четырнадцатой.

— Что сообщить?

— Во-первых, все то, что Нестор сейчас тебе говорил. Во-вторых, что при вступлении красных в район действий Повстанческой армии, она — ее дружественный союзник. В-третьих, Нестору необходима встреча с кем-либо из членов Реввоенсовета.

— У меня дорога только через Новочеркасск.

Задов испытующе смотрел на него.

Шорохов продолжал:

— День до Волновахи.

— В этом поможем.

— Оттуда не меньше двух дней до Новочеркасска. Еще два дня на переход через линию фронта, — Шорохов чувствовал, что к нему возвращаются силы, говорил все уверенней и так, как когда-то в Американской миссии: опережая возможные вопросы. — Быстрее? Да. Если напрямую отсюда на север. Но это через полосу, занятую добровольцами.

— Дурачок, — снисходительно прервал его Задов. — Думаешь, нас эта полоса останавливает? Нас другое останавливает.

— Киселев?

— Если бы только он! Может, слышал: одна голова — одна пуля, Всего-то. У нас сейчас каждый второй так рассуждает. А то и все девять из десяти. Дальше собственного носа не смотрят. Потому и приходится: кого напрямую, кого через Дон. Хоть один, может, дойдет. — Задов рассмеялся. — Он ведь ошибся.

— Кто?