"Царь и бог ты в этой Волновахе, — думал Шорохов, глядя на него. — Под расстрел любого можешь подвести в два счета. А девчушка с ребенком для тебя сонечко".
Комендант достал из кармана мундира сложенный в малую долю газетный лист:
— Я вам давеча о встрече с членом штаба махновской армии говорил. Это сегодня было. Взгляните. Он мне оставил. Может, лучше поймете, что вас там ждет. Большего для вас никто сейчас сделать не может. Ни я, ни другой.
Шорохов развернул лист.
"ПУТЬ К СВОБОДЕ". Ежедневная газета революционных повстанцев Украины (махновцев) № 29. Пятница 21 ноября 1919 г.
Крестьяне и рабочие!
В мучениях и смерти рождается новая победа труда над капиталом. Злейшие наши враги — золотопогонники — деникинцы, охваченные смертоносной цепью повстанцев, находятся на пороге издыхания. Долг каждого из вас — добить раненное и упавшее помещичье отродье деникинцов. Пусть в руках каждого из вас засверкает топор, коса, молот и безжалостно опустите на головы вековых врагов — помещиков и их слуг. Пусть каждый из вас идет в революционную армию повстанцев, дающую сейчас решительный бой всем врагам трудящихся.
К смерти Деникина! К созданию вольного советского строя!"
Это ничего не добавляло к тому, что Шорохов знал. Он перевел глаза на коменданта.
— Еще здесь прочтите, — с хмельным упрямством сказал тот, ткнув пальцем в столбцы газетного листа.
"Часто мелькают за последнее время сообщения о том, что северная большевистская красная армия, делая успехи на деникинском фронте, подходит к границам восставшей Украины, — Шорохов скользил взглядом, выхватывая отдельные абзацы. — Что же остается предпринять повстанческой армии в случае приближения большевистской армии?.. Ведь будет громадное преступление перед Революцией и историей, если трудящиеся, всей массой восставшие против деникинского гнета, позволят сесть себе на шею новым угнетателям, хотя бы последние носили архиреволюционные ярлыки… Революционная повстанческая армия (махновцев) должна принять неотложные меры, чтобы быть подготовленной к возможному столкновению с приближающейся большевистской властью. Повстанцы должны сeйчac же заявить во всеуслышание, что они не позволят никакой внешней силе устраивать порядки и законы для них…»
Дальше Шорохов читать не стал. Было ясно, что там последует: заклинания, угрозы красным. Он возвратил газету коменданту. Спрятав ее в карман, тот взглянул на часы:
— Пора. Минут через сорок литерный отбывает. До Цареконстантиновки. Там уж как бог поможет. Если, конечно, вы не передумали.
— Такой возможности у меня нет, — ответил Шopoxoв, с благодарностью глядя на этого человека без имени-отчества: комендант ни разу ему не назвался, да и сам он ни разу не назвал своего имени, фамилии, словно тогда могла бы разрушиться возникшая между ними откровенность.
Дюжина платформ, четыре «холодушки», классный вагон — изрядно потрепанный, снаружи в ржавых полосах, с облупившейся краской — вот и был весь этот поезд. Вез он батарею морской тяжелой артиллерии. На место должен был прибыть после рассвета, шел поэтому с частыми остановками. Офицеры-apтиллеристы ни цели своего пути, ни cвоиx взглядов от Шopoxoвa не скрывали. Квартируют в Волновахе. В Цареконстантиновку следуют не первый раз. Должны поддержать очередную попытку расположенного там отряда: пехотный полк с приданной ему конницей, — взять под защиту дорогу на Екатеринослав. Затея гиблая. Махновцы противник серьезный, а если отступают, то разбрасывают рельсы, жгут шпалы. Да и сами они огнем орудий крушат все и вся. По изуродованному железнодорожному полотну идти потом трудно. Общие взгляды этих господ-офицеров были такие: в Добровольческой армии порядка нет. Приказы не исполняются. Флот еще традиции держит. Но и там они начинают шататься. Скоро все вообще рухнет.
В Цареконстантиновку прибыли в девятом часу утра. Вместе с командиром батареи капитаном Сергеевым Шорохов пошел в штаб отряда. По дороге капитан говорил: